Кредиторы гильотины - страница 10

Когда для погребения тела несчастного явились гробовщики, они с испугом отступили, увидев его обезображенное лицо: нос и губы трупа были съедены кошками.

Прелестные посетители этого места не пропустили случая дать ему прозвище, и кабачок с этого дня стал называться «Бешеная кошка». Это было последним напоминанием о покойнике, вдова же стала хозяйкой «Бешеной кошки».

Ей было около пятидесяти лет. Мы несколькими словами опишем ее портрет. Она была не некрасива – она была отвратительна.

Ей помогал всего один человек – странное создание: красивый, как Квазимодо, высокий, как Мефистофель. Его руки были так длинны, что он легко доставал концы стола, не наклоняясь. Его звали Грибом.

Одни говорили, что это прозвище было дано ему из-за его носа, другие – из-за его горба.

Теперь, описав помещение, мы можем перейти к тем, кто находился в нем в один из сентябрьских вечеров около десяти часов.

В этот вечер посетители тихо переходили от стола к столу, разговаривая шепотом.

Не было сомнения, что в «Бешеной кошке» происходило что-то необычное, так как клиенты подзывали Гриба и глазами указывали ему на человека, сидевшего одиноко за столом, и после утвердительного знака прислужника снова начинали разговаривать.

Человеку, которым все интересовались, казалось, было лет от двадцати пяти до тридцати.

Довольно красивый собой, кроткий с виду, он выглядел, как рабочий, и, очевидно, был постоянным посетителем этого кабака, так как входя, потребовал:

– Гриб, кружку пива!

И сев за стол, положил на него кусок хлеба, который принес под мышкой.

Затем он вынул из кармана кусок колбасы, завернутый в бумагу, и начал обедать.

– Вы знаете, они опять приходили, – сказал ему хриплым голосом Гриб.

– А еще придут?

– Вы же знаете, – продолжал Гриб, – что наделаете дел, если будете привлекать сюда неизвестных нам людей.

Тогда незнакомец поднял голову и сказал:

– Но разве это моя вина? Я даже не знаю, кто они… И, кроме того, черт возьми, не приставайте ко мне, – прибавил он, пожав плечами и давая понять, что готов на все.

Гриб не ответил ни слова и подошел к столу, стоявшему в глубине, за которым сидели шестеро посетителей.

Когда они выслушали Гриба, между ними начался следующий разговор:

– Ну, это нам не нравится, и мы покажем ему это.

– Но я вам давно говорю об этом.

– Что ты говоришь?

– Я вам говорю, – повторил Гриб, – я вам говорю, что он был и есть еще…

– Полицейский? Он, может быть, пришел сюда для того, чтобы выдать нас…

– Очень может быть! – пробормотал один, искоса глядя на того, о ком говорили.

– И что он здесь делает? Разве он работает вместе с нами?

– Нет, он никогда не ходит на дело.

– В таком случае, для чего он сюда ходит?

– Да, действительно!

– Знаете что, – продолжал первый, – я скажу вам, что мы все дураки. Между нами постоянно отираются шпионы, а потом кому приходится расплачиваться? Все нам! Нет, мне все это уже надоело!

– Да, конечно, надо хоть раз хорошенько показать ему, что мы за люди.

– Вот именно! Гриб сказал нам, что вот уже четыре дня его спрашивает какой-то высокий малый.

– Зачем?

– Видимо, и человек, который его спрашивает – полицейский.

– Ты думаешь? – проговорили пятеро остальных, хмуря брови и сверкая глазами.

– Вам известно, что Гриб знаток, своего дела, его трудно обмануть. Он знает в этом толк, и сказал мне…

– Что он тебе сказал?

И все шестеро наклонились друг к другу, соприкасаясь головами.

Тот, который казался их начальником, продолжал:

– Он сказал мне: нет сомнения, что на этих днях было какое-то дело, и сюда подослали шпиона наблюдать за нами. Но это еще не все. Он прибавил, что если вы знаете господина Ладеша, то предупредите его.

– Неужели же мы позволим сделать это здесь у нас!

– Нет, никогда.

– Пусть кто-то начнет. Затем бросятся и все остальные.

– Но мне кажется, здесь будет не совсем удобно, – заметил один из негодяев.

– Здесь мы дома. Все предупреждены. Он наверняка полицейский. Напрасно он говорит, что тут замешана любовь. Во всяком случае, раз он был полицейским, то он навсегда им и останется, но надо отучить его от этого. Ну, кто же начнет?

– Я, – сказал один, вставая.