Кремлевские жены - страница 9
«Не тот ли?» – подумала она, мгновенно вспомнив пометки на полях тетрадки Красина. И они с Зинаидой пришли «на блины».
«Собралось много народу, – вспоминала Крупская, – речь шла о революционных путях. Как идти? Кто-то сказал, что очень важна работа в комитете грамотности. И тут раздался сухой, злой смех “приезжего волжанина”».
Никогда потом Крупская не слыхала у него такого смеха.
«Кто хочет спасать отечество в комитете грамотности, что ж, мы не мешаем», – сказал он и стал крушить проповеди «малых дел».
«Я сидела в соседней комнате с Коробко и слушала разговор через открытую дверь, вспоминала Надежда через много лет. – Подошел Классон и, взволнованный, пощипывая бородку, сказал:
– Ведь это черт знает что он говорит.
– Что же, – ответил Коробко, – он прав: какие мы революционеры».
Он был как гром среди ясного неба.
Он был как молния в ночи.
Он был как удар колокола.
Он был…
Увидев и услышав его, Крупская мгновенно поняла, что «революция близка и возможна».
В этот же вечер она навела справки. Владимир Ульянов. Двадцать четыре года? Выглядит старше. Дворянин? Отец умер – был инспектор училищ в Симбирске. Мать, урожденная Бланк, дочь полицейского врача. Старший брат Александр Ульянов. Тот самый. Из группы «Народная воля». Казненный в 1887 году за попытку покушения на царя, Александра III.
Она рассказала о нем матери, хотя обычно не делилась с ней новостями в революционном кружке.
Засыпая, вспомнила: несколько раз они встретились взглядами. Ну и что? Комната маленькая, народу много, все взглядами встречаются. Не познакомились – вот плохо.
Прошла зима.
Прошла весна.
Прошло лето.
Пришла осень. Разбрызгивая лужи, бежала Крупская к Классону, где Владимир Ульянов собирался читать свою работу «Что такое “друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?».
Успех книги был полный.
Мир тесен вообще, а революционный мир – в частности. Начались осенние занятия в воскресной школе. После первых уроков Крупская увидела Ивана Бабушкина, поджидавшего ее. Весной она несколько раз не разрешила ему провожать себя, придумывая какие-то предлоги. Теперь разрешила – он более не волновал ее.
По дороге Бабушкин рассказал, что стал ходить в новый кружок:
– Ох и умен наш лектор! Объясняет понятно. И на спор вызывает. Глядишь, с ним я не только все буду знать, но и говорить научусь.
– Кто это? – спросила Крупская.
Ответ прозвучал одновременно – в устах Бабушкина и в ее душе:
– Владимир Ильич Ульянов.
Судьба играет человеком, но человек творит судьбу, в особенности если сама судьба помогает творить себя. Через несколько дней после разговора с Бабушкиным Крупская пошла в Публичную библиотеку – готовить лекцию для рабочих.
Ульянов сидел в читальном зале!
Как-то так вышло – то ли судьба распорядилась, то ли Надежда подгадала – они столкнулись вечером на выходе из библиотеки. И пошли, пошли по улицам до ее дома. Пока шли, пока говорили, в ее голове, словно на черном бархате, сияли огненные слова: революция близка и возможна!
Это решило судьбу Надежды. Единственной любовью Крупской всегда была и оставалась революция. Ради неё Крупская жила и работала. О ней мечтала. Любви не хватало сконцентрированного предмета. И он появился. Владимир Ульянов-Ленин стал ее избранником не в мужья, а в вожди. Он должен был воплотить мечту Крупской. Она поверила в него неоглядно. И какую бы роль он ни уготовил ей в своей жизни, посвященной революции, Крупская пошла бы за ним на край света. И дальше. Не ропща. Ничего не требуя. Во имя дела.
Исследователи жизни Ленина и Крупской часто спорили, что значил ее «странный» ответ ему, когда он, спустя несколько лет после первой встречи, написал ей в тюрьму, что просит стать его женой.
Она ответила: «Что ж, женой так женой».
Не знаю, о чем тут спорить. Крупская выразилась яснее ясного: что бы ни предложил – на все готова.
Конечно, хорошо женой. Жена лучше, чем товарищ по работе. Много ближе.
Она сумеет сделать все, чтобы он возглавил революцию. С его-то талантом! С ее-то усердием! И мама, Елизавета Васильевна, рядом. Мама наконец успокоится – Надя не останется старой девой.