Крещение Литвы - страница 2
Служивших верно, для чего же
Ты повелел теперь меня
Позвать сюда?
ЯГЕЛЛО:
Чтобы потешил
Ты песней нас. Ведь ты певец,
И пой, что приказать изволит
Тебе твой князь!
НАРИМУНД:
Не по приказу
Поют певцы, когда священный
Огонь богов охватит душу
И ярким пламенем согреет
По жилам кровь, тогда лишь льются
Из горла звуки, что невольно
В сердца людей проникнут быстро
И их разбудят. Но приказом
Тебе не вызвать их!
ЯГЕЛЛО:
Заставлю
Тебя пропеть я! Извлечет
Палач те песни, коль охотой
Ты не споешь их!
НАРИМУНД:
О, Ягелло,
Что говоришь ты! Коль потребен
Тебе палач, так пусть же он
Тебе поет и песни. Я же
Не твой певец отныне! Можешь
Ты сотворить со мной, что хочешь:
Убить, замучить, искалечить,
Натешиться... но, несмотря
На власть, на силу, на богатство,
На всемогущество твое,
Не властен ты пропеть заставить
Меня, свободного певца! (Бросает лютню).
Возьми ее! Иныя руки
Пусть славят подвиги твои;
А от меня не жди напрасно
Хвалы изменнику богов!
ЯГЕЛЛО (вскакивая):
Довольно! Смерть!
ГЕДВИГА (удерживая Ягелло):
Потише, князь!
Не забывай, что здесь с тобою
Твоя жена, и что у нас
При женщине никто не смеет
Чинить расправу. Отошли
Его в тюрьму, а завтра утром
Рассудишь ты, чего достоин
Его поступок.
НАРИМУНД:
Ты ли это,
Литовский князь, указу няньки
Во всем послушный, как дитя?
ЯГЕЛЛО:
Палач! (входит палач) Схватить и увести
Его в тюрьму, и пусть с рассветом
Он встретит смерть!
НАРИМУНД:
Чтоб Гедимину
Поведать все, что днесь творится
В его жилище.
ЯГЕЛЛО:
Прочь! Скорее
Ведите вон!
НАРИМУНД:
Не горячись,
Как пес на привязи короткой,
Сплетенной женскою рукой. (палач уводит Наримунда).
ГЕДВИГА:
Не огорчайся, Владислав,
Безумца выходкой и гневом
Веселья пира не смущай.
Ведь он старик — и потому
С таким упрямством защищает
Своих богов.
ЯГЕЛЛО:
Не он один!
А много их в Литве найдется
Безумцев дерзких.
БОДЗАНТА:
Но никто
Не помешает королю
Свой довершить великий подвиг.
У нас в отчизне, как у вас,
Такой же водится обычай,
Чтоб на пиру веселый дух
Певцы поддерживать старались;
И здесь меж нами есть один
Певец, затейник и рассказчик,
Который может от души
Тебя потешить.
ГЕДВИГА (к Оссолинскому):
Пан Адам!
Потешь-ка нас и короля
Веселой сказкой или песней,
Которыми, когда захочешь,
Ты можешь тешить без конца.
ОССОЛИНСКИЙ:
Охотно, королева-пани!
Хотя со мной и нету лиры,
Но может быть и без нея
Кой-что устроим (берет три кубка, ставит их рядом и извлекает из них звуки ударами ножа).
Эту песню
Не раз певал я. Впрочем, нет!
Сегодня вам я разскажу
Как создал Бог, на зависть миру,
Резвушку-польку. (начинает говорком под звуки мазурки).
(все присутствующие поляки повторяют хором два последние стиха)
ЯГЕЛЛО:
Правдива песня! Поднимаю
Заздравный кубок с нашим медом
За лучшую из польских женщин,
За королеву! Пью здоровье
Твое, красавица-Гедвига!
РОТЕНШТЕЙН:
<...>
А каков
Литовский бард?
ОССОЛИНСКИЙ:
Не из трусливых.
РОТЕНШТЕЙН:
Глядит как волк, и тоже вздумал
Перечить князю. Важный рыцарь!
Потешник, шут и скоморох!
ВЕЙДАВУТИС (перебивая):
У нас не принято смеяться
Над стариками. По годам
Ты мог-бы внуком быть ему,
Так придержать язык не худо
Тебе о нем.
РОТЕНШТЕЙН:
Ты что за птица?
ВЕЙДАВУТИС:
Я птица из породы той,
Которой боги дали когти
И клюв могучий, чтоб справляться
С своим врагом.
РОТЕНШТЕЙН: