Крещение Руси: от язычества к христианству - страница 20

стр.

Владимир не случайно пошел на Полоцк перед тем, как двинуться на столицу Руси. Ведь Полоцк был городом кривичей, а земля кривичей, участвовавших в призвании варягов, должна была подчиняться русскому — новгородскому князю. В Полоцке правил самостоятельно варяг Рогволод, и Владимир хотел решить дело миром, посватавшись к его дочери Рогнеде. Но Рогнеда мечтала о браке с Ярополком: она помнила, что Владимир был сыном ключницы, и не желала «разуть робичича» — снимать обувь с сына рабыни перед брачной ночью (таков был древнерусский свадебный обычай). Владимир взял Полоцк силой, убил Рогволода и принудил Рогнеду к замужеству. В позднейшей летописи рассказана красивая легенда о Рогнеде, прозванной Гориславой, которая, уже родив княжича Изяслава, не могла простить Владимиру насилия — она хотела убить спящего князя. Владимир хотел было расправиться с гордой женой, но та дала меч в руки младенцу Изяславу, чтобы он заступился за мать. По совету бояр князь вернул Рогнеде ее «отчину» — Полоцк, но с тех пор, пишет летописец, Рогволодовы внуки поднимают меч против потомков Владимира.


Глава 7

Был ли христианином Ярополк Святославич

1. Бруно Кверфуртский — миссионер

Хотя русские источники ничего не говорят о христианстве при Ярополке, история христианской общины на Руси при Игоре и Ольге вдохновляет на поиски свидетельств ее существования в 970-е гг. Назаренко обратил внимание на составленное в первой трети XI в. латинское Житие блаженного Ромуальда о явлении миссионера на Русь, где правили три брата. Этот миссионер — Бруно (Бонифаций) Кверфуртский, прославленный своей поездкой к печенегам при Владимире Святославиче в начале XI в. (о которой еще пойдет речь), но в Житии Ромуальда ему приписывается крещение русских. И хотя еще знаменитый историк русской церкви Голубинский считал этот рассказ «баснословным», традиции отечественной историографии, часто усматривающей за литературным мотивом «исторические факты», позволяют и мотив трех братьев соотнести с летописным известием о трех Святославичах[11].

Итак, Бруно в монашеской одежде является к «королю Руси» и проповедует Слово Божие, стремясь повторить подвиг мученичества епископа Войтеха-Адальберта, принявшего смерть во время миссии у язычников-пруссов; «король» же, увидев нищего монаха, подозревает его в том, что он просто попрошайка, и предлагает ему богатство, лишь бы тот отказался от своего «суесловия». Монах тогда облачается в епископские одежды. Переодевание лишь усугубляет подозрения язычника и тот велит устроить миссионеру испытание — разжечь два костра, усадив его между ними. Если огонь не причинит Бруно вреда, русь уверует в его Бога. Миссионер в облачении и с кадильницей обошел пламя, затем ступил в огонь, но при этом не опалился ни один его волос. Потрясенные язычники бросились к ногам святого мужа.

Желающих креститься было так много, что миссионеру пришлось погружать целую толпу в близлежащее большое озеро. Сам же король решил оставить все королевство сыну и последовать за Бруно, чтобы слушать его проповеди. Живший с королем его брат не пожелал принять крещение, и король убил его, лишь Бруно покинул двор. Третий же королевский брат разгневался на миссионера и, когда тот явился к нему проповедовать христианство, велел схватить Бруно и обезглавить его. Злодей намеревался убить и брата вместе со свидетелями его обращения. Убийцу немедленно настигла кара — он ослеп, а видевшие преступление окаменели. Так и застал их король: прежде чем творить суд, обращенный решил помолиться Богу. Молитва помогла, и вновь обретшие чувства убийцы обратились к истинной вере. Над телом мученика была воздвигнута церковь.

Житие было составлено под влиянием миссионерских подвигов Войтеха-Адальберта. Расхожие сюжеты агиографических повествований уже знакомы читателю: огонь не опасен святости, врагов святого поражает внезапный недуг и т. п. Вражда двух русских правителей-братьев, один из которых — неофит, а другой — упорствующий язычник, не находит соответствия в летописной истории. Интересны при этом собственно «языческие» мотивы повествования. Очистительная сила огня известна всем народам мира, в том числе языческой Руси: недаром там господствовал обряд трупосожжения — очищения от смерти. Широко был распространен и обычай «очищать» подозрительного чужеземца, пропуская его через огонь. Этого требовали и первые ордынские ханы, когда они принимали явившихся на поклон русских князей. Но более всего история о двух испытательных кострах напоминает текст одной из песен скандинавской дохристианской традиции.