Крест и клинок - страница 32
— Договорись с нашим добрым капоралом. Отдай ему остаток денег. Пусть освободит меня от работы на неделю или сколько там получится.
— Не беспокойся, — заверил Гектор, — я все сделаю. Зато у меня есть кое-какие новости, они тебя взбодрят. Кто-то едет из Лондона с деньгами, чтобы выкупить всех англичан-рабов. Может быть, узнав, что тебя схватили корсары, когда ты направлялся в Лондон с посланием к королю от народа мискито, он и за твое освобождение заплатит, чтобы ты мог завершить свою миссию.
Дан слабо усмехнулся.
— Твоя новость, друг, утишает боль лучше всякой мази. Если мне придется остаться здесь, вряд ли я вынесу еще одну порцию ударов.
Консул Мартин был человеколюбив и чувствителен и по этой причине не любил посещать баньо. Обиталища невольников, не говоря о вони и грязи в них, производили на него удручающее впечатление еще и потому, что заставляли чувствовать себя обманщиком. Указания, получаемые им из Лондона, неизменно гласили, что ему до́лжно держать себя дружелюбно и вежливо со всеми соотечественниками, коих держат в заточении. Но в то же время указывали, чтобы он отнюдь не входил с ними в рассуждения о возможном освобождении, а буде его принудят к таковым, обязан пресекать всякие разговоры о сем предмете.
По мнению консула, это превращало его в лицемера.
Вот почему в то утро он пребывал в настроении приподнятом, сопровождая в баньо мистера Эберкромби, только что прибывшего английского посланника, для бесед с пленниками. Наконец-то для этих несчастных, иные из которых вот уже пять или шесть лет ждут освобождения и возращения на родину, появилась надежда. И некоторая угрюмость посланника — «комиссара», как он сам предпочитал себя величать — не портила хорошего настроения консула.
Эберкромби оказался именно таким человеком, какого ожидал увидеть Мартин. У него были манеры старослужащего счетовода, печальное выражение узкого лица подчеркивалось длинной нижней губой и голосом — безжизненным и ровным. Комиссар прибыл три дня тому назад на борту английского сорокапушечного корабля, который теперь стоял на якоре в гавани, и насущной задачей комиссара было посещение различных баньо, в которых содержатся пленники-англичане. Таким образом он сможет определить истинную цену каждого раба, поскольку с деем было договорено, что кто бы ни владел данным рабом, выкуп должен равняться той сумме, за которую раб был продан на аукционе. Естественно, посланник дал понять, что вовсе не доверяет точности тех сумм, каковые сообщил ему секретарь дея.
Кроме того, Эберкромби поведал консулу, что намерен самолично сверить списки дея поголовно, ибо не пребывал в неведении относительно того, что многие самозванцы сказываются именами умерших или отсутствующих пленников, дабы получить свободу, заняв их место. К тому же Эберкромби считал своим долгом убедиться, что пленники находятся в добром здравии. Было бы пустой тратой средств, как он чопорно сообщил Мартину, выкупать человека, который умрет по пути домой.
На второй день в продолжение инспекции Мартин и комиссар, сопровождаемые толмачом, прибыли в баньо, где содержались Гектор и Дан. В соответствии с официальным списком, здесь находились не более полудюжины англичан, и Мартину было ясно, что Эберкромби постарается не задерживаться. В воротах их встретил один из янычар. Извинившись за отсутствие паши-надзирателя, он сообщил посетителям, что все узники-англичане собраны и готовы для беседы. После чего препроводил гостей в комнату для бесед, где уже ждал векиль хардж, младший казначей дея. При нем находился грек-невольник, тот самый толмач, как отметил Мартин, который был в порту при высадке новых пленников. И еще Мартин заметил, что для бесед выделена та самая комната, в которой заковывают новых рабов. Некоторое число цепей и кандалов оставили здесь как бы в беспорядке. Консул с отвращением подумал, что эти железа оставлены нарочно, дабы понудить комиссара не скупиться при выкупе пленников.
Опрос полудюжины человек занял немного времени, и Эберкромби уже складывал свои бумаги, когда по знаку казначея заговорил грек.