Крест и нож - страница 32

— Дэви, ты хочешь отменить собрание?

— Нет, но давайте немного подождем. Я попробую поговорить с ними. Если ты увидишь что-то не так, тогда поступай, как хочешь.

Я вышел на арену. Путь до сцены показался мне невероятно длинным. И, конечно же, Израэль дал мне понять о своем присутствии.

— Эй, Дэви! Я пришел, как обещал, и привел своих ребят!

Я улыбнулся ему и встретил колючий взгляд Никки. И вдруг меня вдохновило.

— Сегодня у нас будет не совсем обычное собрание, — объявил я в громкоговоритель, — мы просим членов команд самим собрать пожертвования.

Говоря это, я смотрел на Никки.

— Я прошу выйти на сцену шесть желающих. Мгновение, — и Никки был уже на ногах. Любопытство и злорадное торжество были написаны на его лице. Он указал на пятерых членов "Мау-Маус" и вместе с ними подошел к сцене. На правильность моей идеи указывало хотя бы то, что мне удалось завоевать внимание аудитории. Сотни подростков успокоились и подались вперед, затаив дыхание от любопытства.

Я вернулся за кулисы и взял у остолбеневшего распорядителя картонные коробки из-под молока.

— Итак, — сказал я ребятам, протягивая им коробки, — когда вы соберете деньги, пройдите за кулисы и принесите деньги к сцене.

Я указал нужное место и посмотрел на Никки. Рядом была дверь на улицу. Большая стрелка указывала: "Выход". Никки молча взял коробку, но в его глазах я прочитал

презрение и насмешку.

Под звуки органа мальчики собрали пожертвования. На счету Никки было 16 ранений. Он был известен как беспощадный бандит не только в районе Бруклина, но и в Бронксе и Манхаттане. Он хорошо играл в бейсбол. Газеты его называли "грозой помойки", потому что в драке он надевал на голову помойное ведро и устремлялся на противника. Когда Никки тряс коробкой перед подростками, все старались спрятаться. Когда он решил, что собрал достаточно денег, он подал сигнал остальным, и они все вместе скрылись за кулисами. Я ждал на сцене.

По залу прокатился смешок. Прошла минута. Две. Сдержанный поначалу смех перешел в хохот, дети вскочили со своих мест, ликуя. Я почти отчаялся. И вдруг — все замерли. Я обернулся. Никки и все его друзья направились ко мне, держа в руках полные денег коробки. Никки взглянул на меня озабоченно, почти испуганно, как будто он сам не мог понять, что он делает.

— Вот твои деньги, — сказал он, с трудом выдавливая слова.

— Спасибо, Никки, — постарался безразлично произнести я.

Затем я решительно направился к кафедре, как будто вовсе не я только что пережил самые долгие минуты моей жизни.

Ребята прошли на свои места, публика сохраняла гробовое молчание. Я начал говорить. Сердце учащенно билось в груди. Но я ошибался, полагая, что завоевал публику. Я завоевал ее внимание, но не их сердца.

Я не мог понять, что я сделал неправильно. Я все делал для того, чтобы собрание прошло успешно. Я потратил много времени, готовя свои выступления, и молился почти над каждой фразой. Я даже постился, надеясь, что это укрепит мою убежденность.

Но я мог с таким же успехом выйти и прочитать доклад о ярмарке, к примеру. Ничего не могло заинтересовать этих детей. Я проповедовал около пятнадцати минут, а беспокойство толпы все усиливалось. Я дошел до того места, где Иисус повелевает людям любить друг друга.

Вдруг кто-то вскочил с места во втором ряду. Он встал на стул и выкрикнул:

— Подожди, подожди! Ты говоришь, что я должен любить "Драгонз", которые изрезали меня бритвой? Я буду любить их гаечным ключем!

Другой парень из шайки "Хелл Бернез" вскочил на ноги и разорвал на себе рубаху:

— У меня здесь дырка от пули. Это сделали ребята из шайки черномазых. И ты говоришь, что я должен любить их! Ты сошел с ума!

Эти слова звучали действительно безумно в этом помещении, переполненном злобою и ненавистью. Они казались противоестественными.

— Мы не можем достичь этого своими собственными стараниями, — сказал я. — Я говорю о любви от Господа. Мы не можем сами заставить себя любить. Мы должны просить Господа дать нам Его любовь.

И вдруг с предельной ясностью я почувствовал, что я говорю для самого себя. Я вспомнил случай с Джо-Джо и еще раз пришел к выводу, что мы, люди, не можем ничего сделать ни для себя, ни для других в деле исцеления сердца и заполнения его любовью вместо ненависти. Мы должны в этом деле отдать свое сердце и ум  Господу.