Крестики-нолики - страница 16

стр.

— Давайте, закрою, — докторша захлопнула створки. — Не люблю тоже, когда пух. Просто проветривалось.

Закатное солнце освещало её всю, и она снова жмурилась, но уже скорее не от солнца, а от пуха. Докторша была совсем некрасивая — в очках, из-за которых казалось, что у неё какие-то растерянные глаза, маленькая и пухлая. Но при взгляде на неё совсем не хотелось сказать "толстая". Больничный халат она уже сняла, а под ним оказалась старенькая кофточка, жёлтая, как цветок акации, и вовсе не дорогая. Меня это отчего-то удивило. Я думала, что она будет выглядеть как-нибудь до ужаса круто, и я в своём видавшем виды камуфляже покажусь общипанным воробьём. Воробьём, не знающим, как надо правильно пить чай.

Наверное, ещё я ожидала увидеть тут этот её буфет с витыми столбиками, и ту же посуду, которая неожиданно врезалась мне тогда в память, словно битое стекло в шину — вся, до последнего цветка, до мельчайшей щербинки. Но вместо этого на простом письменном столе скатерть придавил огромный алюминиевый чайник, у него на боку красной краской было написано какое-то таинственное слово, разобрать которое мог только шифровальный отдел — или работники кухни. Видать, повар расщедрился и выделил ей персональный чайник и два гранёных стакана, которые стояли рядом. На подоконнике — знакомые горшки, да ещё прилепилась на краю пол-литровая банка с каким-то зелёным заморышем — может, это был их отросток.

Не знаю, что особенного было в том чае, который мы пили. Наверное, что-то было, по крайней мере, она называла его каким-то специальным словом, а не просто "чаем". Я не заметила ничего такого — но я бы сожрала в голодный год и банку с гвоздями, и не подавилась бы. Ещё в тарелке, накрытые салфеткой, лежали пироги с капустой, что нам давали на ужин, и мы по-братски разделили их пополам.

Вещей у неё было мало. Зато водилось что-то такое, что уж точно не могло принадлежать кому-то вроде меня. Что-то типа большого альбома с фотографиями и пачки каких-то листков, исписанных её почерком — то ли писем, то ли чего ещё. Хотя, наверное, фотографии я взяла бы тоже — если бы имела. Особенно не те две штуки местного разлива, а такие, какие были у неё. Я бы только выдрала их к чертям из альбома.

Она стала показывать мне этот огромный альбом с фотками — нет, я не вру, действительно огромный, с тиснёным переплётом и кованой защёлкой сбоку. Один переплёт и защёлка, по ходу дела, весили несколько килограмм, потому что альбом придавил мне колени, словно гранитная глыба. Я смотрела на все эти снимки её родичей — и не знала, что сказать: всё время боялась облажаться и брякнуть что-нибудь не то. В голове вертелись какие-то тупые фильмы — и мне на ум приходили только фразы, что она похожа вот на того, а вот этот мужик похож на вот ту женщину в платье с кринолином, хотя на самом деле я никогда не могу сказать, кто на кого похож. Особенно если дело касается младенцев. Всегда думала, что большего идиотства нет: "…а носик у него от па-а-апы, а глазки от ма-а-амы…" Для меня это было сродни расчленению трупа. Кроме того, что вообще можно сказать о маленьком засранце двух месяцев от роду? Но, наверное, если б я сказала что-нибудь в дугу про эти носики и глазки, я бы сделала ей приятное — вот только я очень боялась лажануться. И потому я в срочном порядке решила спросить про что-нибудь другое.

— А почему вы не взяли с собой вещей побольше, док? — я окинула взглядом комнату: вещей там и впрямь было маловато. Я не удивилась бы, если в прохладные ночи — а такие иногда ещё случались — она дрожала от холода под этим своим голубеньким тканевым одеяльцем. Не думаю, что она с самого начала могла предположить, что сможет вернуться в зелёный дом и взять что-нибудь ещё: в тот солнечный день, идя по тропинке к задрызганному внедорожнику, она уходила оттуда навсегда.

В итоге и оказалось, что вот это и было то самое "не то".

— Я взяла его, — докторша показала на альбом. — И трети места в чемодане как не бывало, только представьте. Оказывается, он такой огромный.

Она сидела совсем рядом и гладила обложку альбома, как котёнка, этими своими маленькими пальцами. А я снова была в положении человека с луны, который не в состоянии понять, как можно не взять с собой тёплые вещи и рисковать замёрзнуть, или жратву и рисковать остаться голодным, и в то же время тащить тонну бесполезного хлама. Я искоса посмотрела на неё — из-под очков вытекла прозрачная капля, но она быстро стёрла её и сказала, как ни в чём не бывало: