Крестики-нолики - страница 42

— Ковальчик. Пожалей мои слуховые аппараты. Не наматывай на них лапшу, — с сомнением протянула Джонсон.

— Лапшу проехали. Какого хрена ты вытащила этот промедол? — обличительно заявила я с видом следака, который допрашивает пойманного за руку барыгу и рассказывает ему, какой тот гондон.

— А какого хрена ты выпросила у Риц спирт? — вскинулась Джонсон, точно её невзначай прищемили дверью.

Интересное кино. Я взяла спирт не у Риц — это был раз, я не думала его так уж прямо выпрашивать — это было два, и никого не касалось, откуда он вообще появился — это было три. Не хватало ещё и огрести до кучи по самые помидоры. Ну, нет, шалишь.

— Я первая принесла спирт, так? — сказала я.

— Ну? — с подозрением спросила она.

— Хрен согну, — оскалилась я. План "Перехват" вступал в силу.

— Хорошо, без "ну", — Джонсон начала раздражаться. — Так тебя устроит?

— Далее. Мы могли ограничиться спиртом, и ты и я.

— Хорошо. Ладно, мы НЕ ограничились спиртом, — она намочила в ведре с водой носовой платок и, со стоном задрав башку, прилепила его себе на лоб. — Блин, Ковальчик. Лучше бы мы им ограничились.

— Потом ты сказала, что у тебя есть промедол, так? — беспощадно продолжила я.

— Так, — нехотя согласилась она.

— Так я предупреждала, что спирт не стоит мешать с этой дрянью, или нет? — нежно пропела я, изображая Берц, когда она начинает эту свою телегу про… а, не важно.

Наступила тишина. Пацан из автороты переводил взгляд с меня на Джонсон, от любопытства приоткрыв рот.

— Пасть закрой, ворона влетит, — сказала ему Джонсон и тут же разъярилась: — Чего сидим? Корнеплод в зубы — и погнал.

Пацан послушно зашуршал дальше.

— Значит, это был развод, да? — грозно спросила она меня.

— Какой развод? — я сделала вид, что в данный момент жизни картошка интересует меня больше всего на свете.

— Из серии "сам дурак", да? — уточнила она и так махнула ножом, что он чуть не улетел в сторону. — Обязательно надо было выставить меня придурком. Хорошо, ладно, я сам дурак.

— Не переживай. Как видишь, не ты одна, — утешила я. — Но ведь я предупреждала?

— Ну, вроде, — нехотя согласилась она.

— Ничего себе "вроде"! — возмутилась я.

— Слушай, Ковальчик, давай я тебе лучше спляшу? — предложила она, окончательно забивая на корнеплоды.

— А ты умеешь? — поразилась я.

— Что ещё тебе сказать, кроме этого самого "вроде"? Если весь вчерашний вечер я помню, типа, знаешь, когда приходишь в киношку, а чувак, который сидит в этой будочке, спьяну покоцал плёнку, и ты один кадр видишь, а девять из десяти пустые?

— Тогда и впрямь лучше спляши, — строго сказала я. — Может, хотя бы тогда ты перестанешь выглядеть, как унылое говно.

— Иди к чёрту, — обиделась она, заново намачивая носовой платок.

— Значит, просто захлопнись. Я предупреждала про коктейль, — я уже устала препираться.

— А почему я тебя не послушала? — сумрачно поинтересовалась Джонсон.

— Может, тебе ещё клизму перед сном поставить? — раздражённо спросила я. — Давай, Джонсон, я умею — только извини, если у тебя польётся из ушей.

Раздался звук, будто кого-то шлёпнули по голому заду. У окна в столовку, навалившись на кафельный подоконник и кокетливо оттопырив филейную часть, стоял какой-то крендель, с сержантскими нашивками и круглой, как блин, рожей.

— Ага, — наконец, сказал он, констатируя факт, и оглядел нас с ног до головы.

Пацан-водила втянул голову в плечи и быстрее заработал ножом.

— Надо чего? — спросила я — просто так. Сейчас мне было ровным счётом наплевать на всё, кроме своей головы, которая гудела, словно меня засунули внутрь барабана.

— Что, не тому мозги вышибли, снайперы? — с неприязнью сказал сержант и щёлкнул пальцами.

— Да где уж нам уж. Мы же типа бонус. Хотишь — мозги по стене размажем, хотишь — картошечки сварганим, — сказала я.

— Никак вообще не вышибли? — подколол он.

— Варежку закрой, Соколиный Глаз. А то тебе сейчас точно вышибу, — вдогонку посоветовала грубая Джонсон.

— Слышь, расстрельщики! — не унимался он. — Мы тут от вашей стряпни все не попередохнем, как тараканы? А?

— Готовься. Ты первый, — пообещала я, а Джонсон размахнулась и метнула недочищенную картошку. Та с противным шлепком шмякнулась о стену над сержантской башкой. Башка тут же исчезла. Картошка отскочила и сиротливо валялась на кафельном полу. На стене остался мокрый отпечаток. Мне представилась, какой он склизкий, — и меня, конечно, тут же затошнило. Жизнь продолжалась, мать её. Только это была жизнь на следующий день после алкоголя пополам с промедолом, и потом после всего того, что случается, когда напринимаешься какой-нибудь шняги. Мне хотелось просто лечь и умереть.