Крестовые походы - страница 62

— Это можно назвать и иначе, — уклончиво ответила Амансульта.

Она устала стоять, но папа не предложил ей сесть.

— Я говорю о чудесном даре Торквата, дошедшем к нам через годы, — уже сдержаннее сказала она. — Разве подобные чудесные события не следует использовать во славу церкви?

— И ты знаешь как?

Амансульта кивнула.

Она сумасшедшая, подумал папа.

Дьявол, совершая сделку, лишает партнёра разума.

Амансульта попалась на удочку дьявола.

Папа перекрестился.

Мир навсегда создан Господом. Мир вечен и неизменен. Мир по праву принадлежит Святой римской церкви. Грех гордыни, в чём бы он ни проявлялся, самый страшный грех. Тысячи и тысячи еретиков, впавших в ересь гордыни, колеблют почву, сами пугаясь этого. Тысячи и тысячи еретиков собираются в зловонных городах, в этих вавилонах ненависти и гордыни, но разве поколебали они устои Святой римской церкви? Ткач ткёт ткань, красильщик её красит, портной шьёт, всё живое занимается своим делом. Разве можно изменить мир, созданный Господом? Не богохульство ли сама мысль об этом?

Она невинна, печально подумал папа, глядя на Амансульту. В том низменном смысле, какое вкладывают в это слово, она невинна. Но она вся в грехе. Она говорит искренне, её заблуждения чисты, но именно этим она и опасна. Её чистая душа уже надкушена дьяволом.

Блажен тот, кто обрёл мудрость от Бога, и трижды проклят тот, кто понёс от дьявола.

Анатема сит!

Разве мир со всей своею совокупностью прошлого, настоящего и будущего не присутствует вечно в разуме Бога, как если бы он уже давно свершил своё бесконечное развитие? Разве Господь не видит будущее тем же самым способом, что настоящее и прошлое, причём именно так, как будущее когда-либо состоится? Разве он не видит все возможные колебания мира и его вещей — всё, что может когда-нибудь реализоваться и какой выбор может быть сделан?

Амансульта с большим торжеством говорит о чудесном даре Торквата предугадывать будущее, но ведь только Господь, а не его слуги, может предугадывать будущее. Ведь если допустить, что Господь может помыслить, будто должны иметь в будущем место все те вещи и события, которые могут и не случиться, то он заблуждается.

А даже допускать такое — грех.

Такое допущение не только недостойно, оно дерзко.

А если предзнание Господа таково, что он, предугадывая будущие события, предполагает, что нечто может как произойти, так и не произойти, то что же это за предзнание, если почему-то оно не содержит в себе ничего значительного и определённого?

Нет, покачал головой папа. Бог есть наличность всего сущего и его предзнание будущего происходит не из-за того, что что-то когда-то произойдёт в будущем, а именно из того, что все эти что-то и когда-то вытекают из его собственной непосредственности.

В неистовстве своём блаженный отец Доминик всегда прав в одном, вдруг подумал папа. Еретики в этом греховном мире жадно плодятся. Конечно, это упущение. Это большое упущение. Еретики всегда заслуживали и всегда должны заслуживать только одного наказания — смерти.

Переат!

Да погибнут!

Папа сурово поднял голову.

— Если эпоха варварства, к которой, как ты утверждаешь, мы всё ещё принадлежим, заканчивается, значит, нам опять предстоят какие-то важные изменения? Значит, нас опять что-то ждёт? Значит, это что-то можно каким-то образом предвидеть?

Папа наклонил голову:

— Разрешаю тебе сказать.

Он внимательно следил за Амансультой.

Ему показалось, что в её светлых глазах на секунду мелькнул испуг.

Если это, правда, было так, то Амансульта с головой выдала себя в своей греховности.

Но ответ Амансульты удивил папу:

— Нас ждут большие войны, — негромко сказала она. — Нас всех ждут большие войны.

— Ты говоришь о вооружённых паломничествах? — удивился папа. — Ты говоришь о стезе святого креста или нам грозит что-то другое?

— Я говорю о больших войнах, — медленно пояснила Амансульта. — Я говорю о больших войнах, которые, как правило, завершают любую эпоху, как упадка, так и взлёта. Такие большие войны, по словам Торквата, в прах повергают самые великие империи и неожиданно возносят на невиданную высоту народы, прежде пребывавшие в ничтожестве. Это долгие войны, — добавила Амансульта. — Они не заканчиваются ни в двадцать, ни в пятьдесят лет.