Кри-Кри - страница 46

— Дядю Жозефа можно спрятать в подвале, где я живу, — вмешался Кри-Кри. — Кроме меня, туда никто не заходит. Там есть маленькое окошко, выходящее на пустырь. Через него мы и втащим дядю Жозефа.

— А как же с приказом командира? — осведомился Жако.

— Команду над баррикадой принял я, — сказал Этьен. — Приказываю унести Жозефа. Мадлен и ты, Жако, вы вместе с Кри-Кри унесете Бантара.

— Командир, дозволь мне… — голос Мадлен слегка задрожал, — дозволь мне остаться на баррикаде. Только смертью могу я искупить свою вину перед Коммуной. Я виновата, что не узнала волка в овечьей шкуре…

— Умереть не трудно, говорил Жозеф, победить надо, вот в чем штука! Бери носилки! — приказал Этьен.

— Командир! Я выполню твое приказание. Но разреши мне вернуться на баррикаду, после того как Жозеф будет в безопасности.

— Хорошо, Мадлен. Если только ты успеешь.

Мадлен благодарно улыбнулась.

— Погоди, Кри-Кри! — сказала она. — Жозеф поручил тебе знамя. Это знак нашего общего доверия к тебе.

Только легкое дрожание рук Мадлен выдавало пережитую ею только что драму.

Она быстро оторвала знамя от древка и проворными движениями обернула его вокруг тела Кри-Кри. Поверх знамени Кри-Кри надел свою куртку.

— А это сейчас уже не нужно Жозефу, — продолжала Мадлен, снимая с Жозефа его красный делегатский шарф. — Теперь он может оказать ему плохую услугу. Возьмите его, пусть он станет вашим знаменем.

Два федерата подхватили шарф Жозефа, и через мгновение он взвился над полуразрушенной, залитой кровью баррикадой.

— Я скоро вернусь, я не прощаюсь, — сказала Мадлен.

Вместе с Кри-Кри и Жако она бережно уложила Жозефа на носилки, и, подняв их, трое коммунаров медленно направились к кафе.

— Я тоже вернусь! — прозвучал голос Кри-Кри из-за баррикады.

В эти предрассветные часы Париж выглядел совсем необычно. Накануне шел проливной дождь.

Предместье Бельвиль было погружено в темноту, так как газовые трубопроводы и фонари были повреждены снарядами. Густой туман мешал видеть контуры домов, и только кое-где мрак прорезали светлые пятна белых стен и колонн. На расстоянии трех шагов ничего нельзя было различить.

Между тем на некоторых улицах было светло и шумно. Здесь гигантские факелы пожаров, пробивая и рассеивая густую завесу тумана, рассыпали фейерверком снопы искр. В их свете суетились толпы напуганных, растерянных парижан, не знавших, куда спасаться от пожара, боявшихся попасть из огня в полымя. Никто не знал, кто был хозяином соседнего переулка; одни боялись попасть в руки версальцев, другие не хотели снова очутиться в районе инсургентов, часы которых были уже сочтены. Поэтому люди толпились на одном месте, медленно отступая по мере распространения огня.

Никто не спал в Париже в эту ночь.

Даже там, в темных переулках, пересекавших большие улицы и бульвары, где ни в одном окне не видно было хотя бы слабого мерцания света и где, казалось, все было объято безмятежным сном, — даже и там бодрствовали люди, не знавшие, что принесет им утро.

Освещая дорогу фонариками, по улице Фонтен-о-Руа ехали три всадника.

Сытые, выхоленные кони неторопливой рысцой поднимались по крутой мостовой, послушные своим седокам.

Главе версальской армии, маршалу Мак-Магону некуда было теперь спешить. Париж был завоеван. В боях с пруссаками этому «герою» седанской трагедии не хватало мужества, изобретательности, настойчивости и уменья маневрировать, теперь же, в схватке с французским народом, он сумел проявить эти качества с избытком.

Проезжая по мертвым улицам Бельвиля, маршал не разговаривал со своими спутниками. По его маловыразительному лицу трудно было угадать, о чем он думал.

Мрачное безмолвие тревожило его. Маршал опустил поводья, и его конь медленно и осторожно перебирал ногами, как бы опасаясь споткнуться о чей-нибудь труп.

Молчание нарушил второй верховой, спутник Мак-Магона. Это был еще один «сподвижник» Наполеона III по капитуляции и соратник Тьера по разгрому Парижа, кровавый генерал Винуа.

Его серый в яблоках жеребец шел неровно, фыркая и пугаясь каждого шороха.

Имя генерала Винуа было хорошо известно парижанам и особенно ненавистно им. Они его хорошо знали со времени осады Парижа. Он был назначен комендантом города вместо Трошю