Крик дерева - страница 2

— Да, я видел такой свисток, — сказал доктор.

— Я и не сомневался. Каждый звук, который я предпочитаю называть нотой, вызывает определенный отзвук, или колебания. Есть ноты, которые нельзя услышать. А между тем существуют еще более высокие ноты, и число их бесконечно… Им нет конца… Есть нота, если бы только ее способно было уловить человеческое ухо, столь высокая, что она вызывает резонанс в миллион колебаний в секунду… А другая нота — миллион миллионов колебаний… И все выше и выше… Число колебаний растет, пока не уходит в вечность… за звезды…

Клознер стоял возле верстака. С каждой секундой он возбуждался все больше и больше, руки его трепетали. Небольшого роста, хрупкий, с дергающимся от волнения лицом, он был нервным по натуре, поэтому руки у него постоянно были в движении, крупная для его тела голова всегда наклонена к левому плечу, словно шее было не по силам держать ее прямо. Гладкое лицо казалось очень бледным, почти белым, а часто моргавшие бесцветно-серые глаза из-за толстых линз очков в стальной оправе гляделись озадаченными, рассеянными, несфокусированными. Болезненный и суетливо-встревоженный, как мотылек, он то был занят мечтами, то вдруг превращался в человека энергичного и настойчивого. И сейчас доктор, глядя на его чересчур бледное лицо и выцветшие глаза, почувствовал, что в нем есть какая-то раздвоенность: словно разум его существует сам по себе, отдельно от тела.

Доктор дал возможность Клознеру, который вздохнул и стиснул руки, продолжить свое повествование.

— Я верю, — сказал он на сей раз еще более медленно, — что вокруг нас постоянно существует целый мир звуков, которые мы не способны слышать. Вполне возможно, что там, в этих недоступных нам областях, возникает новая чудесная музыка с нежными мелодиями и яростными диссонансами, музыка такая прекрасная, что мы с ума бы сошли, если бы обрели возможность ее услышать. Вполне возможно…

— Да, — сказал доктор, — но это ничем не подтверждается.

— Почему не подтверждается? — Клознер показал на муху, которая сидела на мотке медной проволоки, лежавшей на верстаке. — Видите эту муху? От нее исходят какие-нибудь звуки? Никаких. Мы их не слышим. Но ведь вполне возможно, что эта муха либо свистит, либо лает, а может, каркает или поет песню. У нее ведь есть рот, правда? Значит, есть и гортань!

Доктор посмотрел на муху и улыбнулся. Он по-прежнему стоял у двери, держась за ручку.

— Значит, вы решили в этом удостовериться? — спросил он.

— Некоторое время назад, — ответил Клознер, — я сработал простейший прибор, с помощью которого убедился в существовании многочисленных неразличимых простым ухом звуков. Часто я сидел и следил за стрелкой моего прибора, регистрирующей присутствие звукового колебания в воздухе, в то время как я сам ничего не слышал. Именно такие звуки я хочу услышать. Я хочу знать, откуда они берутся и кто или что их производит.

— И этот аппарат на верстаке, — спросил доктор, — должен помочь вам их услышать?

— Надеюсь. Кто знает? Пока мне этого не удалось. Но я кое-что в нем переделал и сегодня вечером намерен произвести очередной опыт. Этот аппарат, — добавил он, дотрагиваясь до него рукой, — должен улавливать колебания, которые неразличимы человеческим ухом, и превращать их в звуки, слышимые нами. Его можно настраивать почти так, как радиоприемник.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что принцип работы этого аппарата вовсе не так уж сложен. Допустим, мне захотелось услышать писк летучей мыши. Это сравнительно высокий звук — около тридцати тысяч колебаний в секунду. Обычное человеческое ухо его не воспринимает. Если бы в это помещение залетела летучая мышь, я мог бы настроить свой аппарат на прием звука, производящего тридцать тысяч колебаний в секунду, и отчетливо бы услышал писк летучей мыши. Я бы даже сумел различить ноту — например, фа диез или си бемоль, но при значительно более низком звуке. Понятно?

Доктор посмотрел на длинный, черный, похожий на гроб ящик.

— И сегодня вы решили провести эксперимент?

— Да.

— Что ж, желаю успеха. — Он посмотрел на часы. — О, господи! — воскликнул он. — Мне давно пора идти. Спасибо за рассказ и до свидания. Обязательно зайду еще раз, узнать, что получилось. — И доктор вышел, плотно затворив за собой дверь.