Крики в ночи - страница 46
— Он думает?
— Бушевала гроза, месье, разобрать было трудно.
— И?
— И когда он потерял ее, решил доложить в Понтобан.
— Оставив нас одних.
— Это его ошибка, месье, о которой я сожалею. Но ничего же ведь из-за этого не случилось.
Вспомнив перепуганное лицо жандарма, я подумал, не наврал ли он, но вслух ничего не высказал: и без того уже было неприятно говорить о ночном воре, стащившем книги и игрушку.
— Вы уверены, что в доме действительно что-то пропало? — спросил Клеррар. — И что это унес ваш ночной визитер?
— Я-то уверен. Никому больше не нужны мягкие игрушки.
Клеррар повернулся к Эмме:
— Так вы утверждаете, что вещи исчезли?
— Я их не трогала, — заявила та.
— Вы можете уточнить все с Ле Бревом. Мы говорили с ним когда-то об этой игрушечной собачке. — Это звучало как бред. — Собачке по имени Шоколадка.
Клеррар протер глаза, будто кража в ночи явилась еще одним свидетельством, которое они постараются обернуть против меня, будто эта уловка, придуманная мною, чтобы направить следствие по ложному пути.
— У нас есть опись, — заявил он и начал бормотать по-французски, отдавая обычные распоряжения об обыске и отпечатках пальцев, но я-то знал, что результата это не даст. Они только наполовину верили мне, Клеррар и Эстель, и даже моя собственная жена.
Эстель взглянула на свои наручные часы — золотые, на браслете — на загорелой коже:
— Если мы поедем… Я должна… Мне нужно кое-что сделать по работе, — неуверенно заговорила она.
Решение приняла Эмма.
— Мы все поедем, — сказала она. — Времени у нас достаточно.
Мы оставили Клеррара одного посреди двора и тронулись в путь.
Эмма настояла, чтобы мы высадили ее на площади рядом с рынком, где я парковался раньше. Она выглядела уставшей, но собранной, и заверила, что с ней будет все в порядке. Она предоставила Эстель и мне несколько часов. Встретиться мы договорились в сквере в центре города.
Когда мы остались одни, Эстель разогнала маленький «ситроен», пока машину не начало трясти, и выехала из города по дороге, ведущей на север, к гряде холмов, которые притягивали ночные грозы. Она сняла жакет, и я невольно обратил внимание на ее упругую грудь под блузкой.
— Куда мы едем?
Она улыбнулась несколько мрачновато:
— Вы были правы насчет Элореана. Он все еще живет в этих краях. Свидетель того, что случилось много лет назад. Может, я задам ему от вашего имени вопросы, чтобы вы успокоились на этот счет?
Все начало становиться на свое место, и я громко закричал, но потом увидел, что моя спутница очень серьезна. Она исподлобья посмотрела на меня, ее лицо напряглось. Затем мы оба улыбнулись понимающей улыбкой. «Ситроен» свернул с шоссе и запрыгал, как желе, по проселочной дороге среди кукурузных полей, которые тянулись вдаль и исчезали где-то у подножия гор.
Я попросил у нее помощи, и теперь она оказывала ее. Если я почему-то ждал подвоха от Ле Брева, то ей интуитивно верил. Я также решил, что она хочет сделать мне что-то хорошее, приятное.
Мы подъехали к белому каменному забору, за которым стоял дом, старинное строение, окруженное виноградниками и фруктовым садом, немного наклонившееся в одну сторону. Здание имело респектабельный вид, и скорее походило на виллу, а не на жилище крестьянина: солидный фасад, двухэтажное, с центральным входом, с жалюзи небесно-голубого цвета, скрытые от глаз внушительные пристройки сзади, в большом огороженном саду. В таких любят селиться отставные военные. Достаток и ухоженность усадьбы резко контрастировали с окрестными голыми холмами, где боролись за существование карликовые деревца и вереск.
Эстель остановила машину. Чувствовалось, что она напряжена.
— Вы все-таки хотите продолжать ваши поиски? — спросила она, повернувшись ко мне.
— Да.
— Тогда посмотрите на этот дом.
— Ну и что? Маленький симпатичный особнячок.
— В нем живет месье Элореан.
— Полицейский, который расследовал дело о пожарах?
Она открыла калитку и повела меня по дорожке, между благоухающими цветущими кустами.
— Бывший полицейский, — уточнила она. — Предоставьте его мне, ладно?
Не помню, кого я ожидал увидеть, возможно, похожего на кого-то состоятельного пенсионера в хорошей форме, этакого типичного французского пожилого доктора или адвоката, живущего в уединении. Я чувствовал себя неуверенно, осознавая, что полностью нахожусь в ее руках.