Критические статьи - страница 12

стр.

. По достоинству музыки здесь всего лучше — первая часть и скерцо, эффектное и чрезвычайно грациозное. Фортепианная партия была исполнена г. Рубинштейном превосходно: тут были и сила, и энергия, и блеск, и бездна вкуса. Сравнивая исполнение г. Рубинштейна с исполнением той же пьесы самим Литольфом, можно отдать предпочтение последнему только разве относительно первой части, начало которой сыграно было Литольфом еще с большею отчетливостью. Зато в скерцо г. Рубинштейн далеко превзошел самого автора; это было верх изящества, блеска и увлечения.

За концертом следовали танцы из третьего действия оперы «Воевода» молодого русского композитора г. Чайковского. Танцы эти составляют, в сущности, целую сцену, содержание которой следующее. «Невеста воеводы, насильно увезенная в его терем, лежит в тоскливой полудремоте. Сенные девушки стараются развеселить ее. Сначала закрытые фатами, они выходят на сцену и, разделясь на группы, тихо двигаются вокруг боярышни; мало-помалу движения их оживляются и переходят в пляску». Согласно этой программе музыка делится на две половины. Сначала идет род длинной интродукции, построенной на минорной теме славянского характера и в очень медленном темпе; за нею следует уже собственно пляска, которая по характеру музыки несколько подходит к славянским танцам Даргомыжского в «Русалке», но по оркестровке выше последних. Вообще инструментовка у г. Чайковского колоритная, эффектная и по красоте далеко превосходит самую музыку. Относительно формы можно сделать упрек г. Чайковскому в некоторой резкости перехода от медленной интродукции (выражающей полудремоту боярышни и «тихие движения» сенных девушек) к пляске, причем вместо постепенного оживления, как требует программа, вскоре раздается оглушительный удар турецкого барабана. Впрочем, чтоб судить об этом нумере окончательно, нужно бы слышать его на театре, в связи со сценой. Из программы же очень трудно понять, в чем состоят эти «тихие движения», чем они производятся и как «оживляются».

За танцами г. Чайковского следовал Второй концерт Листа (A-dur) — одно из самых трудных и эффектных фортепианных произведений его, превосходно оркестрованное. Г-н Рубинштейн сыграл его с таким совершенством, что едва ли возможно сыграть еще лучше этого. Сколько тут было силы, энергии, огня и понимания! В игре г. Рубинштейна слышен был не только первоклассный пианист, но и тонкий художник. Виртуозная сторона отодвигалась у него на второй план и уступала место чисто музыкальной. Редко случалось нам выносить такую полноту впечатления при передаче фортепианных произведений.

Далее была исполнена Вторая симфония г. А. Рубинштейна «Океан». Симфония эта вообще считается едва ли не самым лучшим произведением этого автора. К сожалению, она служит только подтверждением того мнения о сочинениях г. А. Рубинштейна, которое было неоднократно высказано в музыкальных хрониках «Санкт-Петербургских ведомостей». В этой симфонии видно уменье писать музыку чисто и правильно, знание формы, знакомство с оркестровкой — и только. Во всем сочинении нет ни искры творчества, ни следа самобытности. Это такое же повторение общих мест мендельсоновской рутины, как и большинство остальных произведений г. А. Рубинштейна. Та же бедность и мелкость идей, та же бесцветность оркестровки, та же обычная симметричность построения. Рассматриваемая с точки зрения программной музыки, симфония эта также не выдерживает критики. Симфония имеет целью представить музыкальную картину океана. К чему же тут общепринятое разделение симфонии на четыре части? Какое отношение имеет каждая из этих частей к изображению океана? Что значит это адажио, служащее вступлением к финалу? и т. д. Все это остается непонятным: программы к симфонии не приложено, а музыка сама по себе не рельефна. Вы слышите здесь просто какую-то симфонию вообще, построенную по условной симфонической форме. О намерении автора изобразить океан вы можете догадаться после только по чисто внешним признакам: рутинным тремоло, хроматическим ходам, самым обыкновенным фигурам, употребляемым для изображения волнения, и проч., наконец, по некоторому внешнему сходству музыкальных элементов финала с «Meeresstille und glückliche Fahrt»