Критические статьи - страница 14

Другой эпизод («Вальс Мефистофеля») совершенно противуположен по содержанию. Мефистофель и Фауст приходят в деревенский шинок во время веселой крестьянской свадьбы. Фауст поражается красотою одной из танцующих девушек; в нем проявляется страстное влечение к ней, но он робеет и не решается подойти к девушке. Мефистофель смеется над ним; видя, что это не помогает, он берет у одного из музыкантов скрипку и начинает играть. В игре его сначала рисуются картины любви и сладострастия, потом музыка все более и более оживляется, становится страстною, дикою и наконец переходит в какую-то бешеную пляску. Все находится под влиянием этой адской музыки, и начинается всеобщая вакханалия, среди которой Фауст шепчет девушке страстные клятвы любви. Неистовая пляска выносит обоих из шинка; они несутся в лес, куда уже едва долетают звуки Мефистофелева вальса. Среди кустов раздается пение соловья; страстное упоение Фауста и девушки достигает крайнего предела, и они утопают в блаженстве любви.

Эти два эпизода — самые счастливые вдохновения Листа. С точки зрения программной музыки, это верх совершенства. Музыка здесь изумительно картинна и передает не только общее настроение, но и все частности, с неподражаемой рельефностью. В начале первого эпизода вам сказывается не только мрачное, тяжелое настроение Фауста, но и топот его коня, который идет шагом и останавливается. Вы вполне чувствуете всю поэтическую обстановку этой тихой летней ночи, всю гармонию природы. В отдаленных звуках колокола и церковного пения вы ясно слышите приближение процессии, которая наконец проходит как будто перед вашими глазами и теряется вдали. Вы сами, подобно Фаусту, невольно поддаетесь обаянию этого простого, строгого, торжественного пения, и Вам становятся тогда ясны и слезы Фауста, и душевное настроение его.

Произведение это глубоко прочувствовано самим автором и оставляет в восприимчивом слушателе сильное впечатление, от которого долго нельзя отделаться. По красоте музыки и оркестровки это одно из самых лучших сочинений Листа.

Особенно хороши начало и церковный хорал. Тема последнего необыкновенно хороша; от нее веет чем-то древним, византийским, нисколько не напоминающим темы всяких ученых месс и молитв новейшего времени. Тема эта исполняется сначала одним английским рожком, на низком регистре, гнусливый тембр которого как нельзя более идет к характеру этого безыскусственного монашеского пения. Затем она переходит на три флейты и, гармонизированная в церковных тонах, приобретает новую прелесть. Развиваясь далее, она доходит до массивного tutti, где тема исполняется унисоном во всех регистрах и получает в высшей степени грандиозный характер. Несмотря на эффектное употребление колокола и на крайне колоритную оркестровку, в хорале нет ничего декоративного, ничего такого, что напоминало бы театральные процессии в операх. Вся пьеса преисполнена обычных гармонических особенностей, свойственных только Листу; со многими из них любители условной чистоты гармонии, без сомнения, никогда не примирятся (например, педаль на cis — в конце), но все это здесь как нельзя более у места и вполне мотивировано. Нумер этот был исполнен у нас в первый раз и встретил сочувствие публики.

Второй эпизод, «Вальс Мефистофеля», был уже исполнен у нас в одном из концертов Бесплатной школы и сразу чрезвычайно понравился публике^>6. Это вещь в высокой степени колоритная и эффектная как по музыке, так и по оркестровке. В смысле программной музыки она так же верна с текстом, как и предыдущий нумер. Вначале вы слышите вальс, исполняемый деревенскими музыкантами; нарастание звуков квинтами в самом начале придает ему совершенно народный и несколько комический характер. Тема вальса жива, но еще совершенно спокойна. Когда же скрипка переходит в руки Мефистофеля, вальс приобретает характер страстности, с оттенком какой-то болезненной чувственности, доходящей до разврата. В этом случае звук виолончелей на высоком регистре как нельзя лучше подходит к характеру самой темы. По мере оживления вальса музыка приобретает все более и более страстности и переходит наконец в бешеную пляску, причем Лист бросает уже трехчетвертной ритм и берет двухчетвертной; движение вальса переходит в какой-то дикий чардаш, полный огня и необузданной страсти. Эта перемена ритма производит большой эффект. Тут, как и в предыдущем нумере, переданы с удивительною верностью не только общий характер программы, но и все частности ее: и смех Мефистофеля, и пение соловья, и «утопание в море блаженства». Это произведение, и по музыке и по эффектной и колоритной оркестровке, составляет, бесспорно, одно из самых лучших оркестровых произведений вообще. В двух эпизодах, совершенно противуположных по содержанию программы и характеру музыки, выразилась вполне глубоко художественная натура Листа, вся сила и самобытность его творчества. «Вальс Мефистофеля» понравился публике еще более «Ночного шествия» и был повторен. Успеху этих вещей, впрочем, немало содействовало и превосходное исполнение, в котором рельефно выступали все даже малейшие красоты и эффекты. В «Вальсе Мефистофеля» г. Балакирев выказал столько огня, страсти и увлечения, сколько мог выказать разве только сам Лист.