Кроме тебя одного - страница 6

В семье не без урода — так отзывался Кешка о редакторе газеты, которого боялся и внутренне презирал не меньше суетливых мальчиков из госучреждений. Редактор платил ему тем же и несколько раз бесцеремонно выставлял за дверь. Поэтому, когда редактор был на месте, Кешка в редакцию не заходил. Вот и сейчас он спрятался за сарайчик, в котором редакция хранила уголь, и стал выжидать. Он был уверен, что долго ждать не придется: Степа был неисправимым курильщиком и через каждые четверть часа, если не бывал в разъездах, выбегал на улицу с неизменной беломориной в зубах.

Корреспондент, действительно, вскоре вышел, зажег трясущимися руками спичку, прикурил. Кешка свистнул, замахал руками, подзывая Степу.

— Шеф твой на месте?

Степа Лупатов улыбнулся, показывая гнилые зубы.

— Торчит. Но ты не дрейфь — его в райком вызвали. — Степа угостил Кешку папиросой. — Если Федосьевна пожертвует трояк, не забудь про меня — в получку рассчитаюсь.

— Да я не на бормотуху беру. Жрать нечего, — ответил Кешка.

В его планы никак не входило угощать Степу. На троих бутылка вина, что лошади таблетка аспирина, к тому же он не брал на веру ни единого слова корреспондента: тому пообещать — что плюнуть. Сколько раз Кешка, как добрый дурень, приглашал Лупатова в котельную, поил его, но ответной щедрости не дождался.

— Не строй из себя прижимистую женку. Чтобы бич жратуху предпочел бормотухе — в это даже наш редактор не поверит!

— При чем здесь редактор? — не вник в сложную мысль корреспондента Кешка.

— А он во все верит — в «Малую землю» и «Целину», «Правде» и «Гудку», и даже в ту ерунду, что сам пишет. — Степа на всякий случай оглянулся. — Ну так как?

— Понимаешь… — замялся Кешка.

— Да не дрейфь! Я на хвост не падаю. На вот рубль! — Корреспондент протянул рублевку. — За трояк пузырь выйдет, а за четыре — два. Давно у Надьки брал?

— Еще в марте.

— Тогда даст.

Степа вздрогнул, словно его укололи иголкой, толкнул Кешку в плечо.

— Редактор!.. Через полчаса у Сашки встречаемся! — Корреспондент поспешно бросил недокуренную папиросу и виновато потопал к редакции.

Проводив редактора взглядом, дождавшись, пока тот скроется за углом, побежал в редакцию и Кешка.

Через десять минут он в блестящем настроении шагал по центральной улице Жаксов, засунув руки в карманы плаща и насвистывая модный шлягер на осеннюю тему. В правой руке его были зажаты четыре рублевки, которые адекватны двум пузырям «Вермута» и банке «килек в томате». Удивительным сегодня выдался день! Весна нежданно-негаданно нагрянула, «замша» с улыбкой трояк отвалила, и даже Степка в складчину сыграл. Чем не жизнь интеллигентному бичу!

Сашка-кочегар и Степа-корреспондент в нервном ожидании сидели в каморке котельной у маленького телевизора марки «Весна». Сашка мог спокойно прожить и сутки, и трое без сигарет, но только не без телевизора. И в пьяном, и в трезвом виде он мог часами смотреть любую передачу, будь то «Сельский час», «Музыкальный киоск» или «Спокойной ночи, малыши!». Его поклонения «ящику» не разделял Кешка, который от нечего делать мог посмотреть исторический фильм или эстрадный концерт, но если по телевизору показывали киношку из современной жизни, он отворачивался к стене или уходил бродить в степь. Непонятной и чужой была для Кешки жизнь, которую изображали артисты. Уютные квартиры (о такой мечтал он в далеком своем прошлом), жены, дети, производственные конфликты (чего ради?!), любовь — все это было из другого мира, в котором для Кешки не находилось места, которому он не верил и не доверял. Он не завидовал счастливым и несчастным людишкам из кино, суетящимся и копошащимся, страдающим ради сомнительных идеалов жизни. Он не принимал идей, которые заставляли людей мучить друг друга, бессмысленно рисковать жизнью, жертвовать личной свободой. Вскрывать себе вены из-за того, что директор завода ретроград и не принимает твой проект, — это абсурд, страшная гримаса нового времени, обесценивание человеческой жизни, как вышедших из моды товаров. А разве в этой бездонной Вселенной стоит чего-нибудь отдельно взятая человеческая жизнь? Разве в силах такая букашка, как Кешка, изменить этот жестокий мир, в котором человек, спасающий ценою своей жизни трактор — герой, а спасающий свою жизнь — самое уникальное, что есть во Вселенной, — трус и подонок в глазах общества? Не сделать ему мир добрее, а людей счастливее, потому что он ничтожен от природы. Стоит ли суетиться, страдать, жертвовать во благо абстрактного будущего, которым все прикрываются и для которого никто ничего, кроме вреда, не делает? Кешка со своей бездеятельностью считал себя честнее энергичных и деловых, пусть не честнее, но, по крайней мере, безвреднее.