Кровь оборотня - страница 3

— Давид Сигу, — пробормотал мужчина. — Живу здесь неподалеку. Могу показать вам дорогу.

Он кивнул ей на тропинку, по которой можно было выйти к дороге напрямик, и прошел вперед, тактично давая новой знакомой возможность одеться. Ему никак не удавалось оформить словами то смутное впечатление, которое у него возникло. Давид, будучи привлекательным и успешным, недостатка в женщинах не знал и прекрасно в них разбирался, однако Марьяна поставила его в тупик. Ее поведение было странным и непохожим на то, с чем он обычно встречался. А ведь женщины везде одинаковы. Она обогнала его на тропинке и пошла впереди, закинув на плечо небольшой рюкзачок. Давид обнаружил, что пялится на ее задницу, словно подросток. Марьяна двигалась одновременно грациозно и хищно, словно… Вот оно!.. Вот кого она ему напомнила, когда он увидел ее возле воды!.. Большая кошка, растянувшаяся у воды и лениво наблюдающая за рыбками. Давид улыбнулся собственной странной фантазии.

— Здесь налево, — сказал он. — И мы выйдем к дороге.

Он поймал еще одну странность в поведении спутницы. Она не проявляла к нему никакого интереса, не спросила, откуда он и чем занимается, не пыталась кокетничать, а на его попытки завязать беседу отмалчивалась. Когда машина уже ползла по крутому склону, он спросил прямо:

— Так чем вы занимаетесь?

— Вином.

— А…

Ответного вопроса он не дождался, потому сообщил:

— А я архитектор. Восстанавливаю вон ту церковь, она называется…

— Джильда дель Вино, построена в 1769 году, — закончила за него Марьяна, сосредоточенная на дороге.

Он замолчал, исчерпав лимит тем для светского разговора, но она сама нарушила тишину:

— Почему здесь такие плохие дороги?

— Деревня пустует, — ответил он. — После войны население Корсики сократилось почти на…

— Прошло больше полувека, — раздраженно оборвала его Марьяна. — Могли бы снести, раз никто не живет.

Он сообразил, что она нервничает из-за дороги, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев. После переезда с материка он тоже долгое время не мог привыкнуть к крутым горным серпантинам и опасно нависающим над дорогой утесам, но сейчас почти их не замечал.

— Не могут, дома в коллективной собственности, — пожал он плечами.

Марьяна действительно нервничала. Но что было тому причиной? Может быть, темные грозовые тучи, сползавшие с гор? Или хитро-настороженное выражение на лице мужчины, который застукал ее врасплох, пока она лакомилась свежатинкой? Или же раздолбанная узкая дорога и неровный ход автомобиля? Нет, причиной было другое. Марьяна острым звериным чутьем ощущала, что за ней кто-то наблюдает. Это ощущение возникло еще там, на тропе, как неприятное покалывание в затылке. Давид топал за ней и пытался завязать разговор, и она никак не могла сосредоточиться и прислушаться. И даже сейчас, когда машина медленно ползла по дороге, ежесекундно норовя сорваться и улететь в пропасть, это ощущение не пропало. Нечто чуждое и недоброе притаилось в сгущающихся сумерках…

Дом Шастелли был старым и походил на дома богатых латиноамериканских плантаторов.

— Колониальный стиль, — пояснил Давид, заметив ее удивление. — На побережье таких домов много, а в горах они редко встречаются. Кстати, с террасы открывается прекрасный вид на залив.

Марьяна покосилась на спутника. Невысокого роста, худощавый и поджарый брюнет, с близко посаженными глазами под густыми бровями, он был почти красив. Его лицо со слегка оттопыренными ушами и узким подбородком почему-то казалось Марьяне лисьим. Хищников она уважала, с ними всяко было интересней, чем с добычей.

— Приехали. Занесу свой улов старой Бенедетт, она приготовит ужин, — сообщил Давид, выбираясь из машины и открывая перед женщиной дверцу. — Вы любите форель?

— Обожаю, — улыбнулась Марьяна, уже оценившая рыбку.

Давящее ощущение чужого взгляда, сверлившее затылок всю дорогу, исчезло, едва они миновали деревню и подъехали к дому.

Огюст Шастелли встретил ее радушно и с некоторым облегчением.

— Я волновался, не случилось ли чего, — сказал он.

— Я заблудилась, но к счастью, встретила месье Сигу.

— Да, вам повезло.

Виноделу было за пятьдесят, к своим годам он сохранил пышную курчавую шевелюру, но фигура слегка оплыла. Загорелое обветренное лицо портило белые пятна возле губ и на шее. Бедняга страдал витилиго.