Кровь ведьмы - страница 21

Вельможа вздрогнул. Ему показалось, что эти прощальные слова прозвучали здесь, сейчас, но ничто не нарушало покоя и тишины в чудесном доме Счастливчика. Он сел и налил вина в серебряный бокал. «Старая ведьма все знала наперед»,— отгоняя воспоминания, решил Файрад. Он сделал маленький глоток душистого напитка и, смакуя дорогое вино, усмехнулся своим мыслям. Да, орехи он получил неожиданно легко, а вот весь дальнейший план, так тщательно продуманный им, рассыпался как кучка пепла под порывом ветра. Первая попытка заполучить к себе человека, продавшего орехи, закончилась провалом — сметливый парнишка почувствовал посторонний запах в вине и сбежал. Зато потом, когда нанятые Файрадом люди отыскали его в базарной толпе и схватили, оказалось, что это девушка. И вот теперь эта красотка находится в его власти. Из этого дома ей не сбежать.

Старая Танаис оказалась права — несколько дней спокойной, сытной жизни и хороший уход сделали свое дело. Соня полностью поправилась. Она быстро определила пределы своей свободы — несколько красивых комнат и сад. Девушка ни мгновения не оставалась одна, за ней повсюду следовала тенью служанка. Старуха да еще слуга, подававший на стол,— вот и все, кого видела Соня. Непроницаемая, вязкая тишина стояла в доме. Первые дни, когда еще побаливало тело и кружилась голова, девушка наслаждалась покоем. Она полюбила тенистую, увитую виноградом беседку и часто сидела там, наблюдая, как порхают меж цветов бабочки. Но через некоторое время эта жизнь, как в дреме, стала раздражать Соню. Особенно злило ее постоянное присутствие старухи. Правда, Танаис много знала о порядках в доме и в городе, и пленница постоянно расспрашивала ее.

— Ты когда-нибудь выходишь за пределы дома? — спросила однажды девушка.

— А как же! Конечно выхожу,— с некоторой обидой ответила служанка,— сейчас-то редко, постарела, а раньше — то на базар, то в лавку, то с поручением. Мне господин доверяет.

— Здесь такая тишина, как будто мы не в городе, а в глубокой яме сидим,— рассеянно заметила Соня, пристально наблюдая за вереницей муравьев, ползущих через дорожку.

— Как это не в городе,— попалась на хитрость старуха.— Дворец нашего господина стоит в самой богатой части Лагоша. Сюда всяких оборванцев не пускают, вот и тихо.

«Значит, дом тот самый, что показывал Йоке,— решила Соня.— А этот старый шакал Файрад интересно где? И тот ли это человек, что покупал у меня орехи?»

— Твой обожаемый, замечательный господин, наверное, рассыпался от ветхости,— продолжала выпытывать девушка.— И не может собраться с силами, чтобы зайти сюда, к нам.

— Как ты можешь так говорить о нем! — Старуха даже руками всплеснула от возмущения.— Да наш господин еще молодой и крепкий мужчина.

— Ну, насмешила,— рассмеялась Соня.— Это он по сравнению с тобой молодой, а от тебя-то, старая трещотка, давно тленом попахивает.

Служанка сердито засопела и, отвернувшись от Сони, стала перебирать пестрые клубочки ниток в корзине, которую всегда носила с собой. Девушка закусила губу — ссориться со старухой не входило в ее планы, но сейчас приставать с расспросами к Танаис было бессмысленно, слишком свежа обида. Перешагнув через муравьиный караван, Соня направилась в любимую беседку. Расположившись в тени, она принялась обдумывать свое положение. Сквозь листву был виден клочок синего неба, по которому бежали легкие белые облачка.

«Их-то никакие решетки не удержат,— подумала Соня с завистью,— но и для меня никакие стены не преграда. Только прежде я выясню, что нужно от бедной девушки блистательному господину Файраду». Мстительная улыбка скользнула по губам девушки, она беспечно потянулась и вдруг вздрогнула от резкого крика павлина, проснувшегося под ее скамейкой.

— Ах ты, глупая птица!— рассердилась Соня.— Ты меня испугала, куриное отродье. Сидишь в засаде и подслушиваешь мои мысли.

И осеклась — ведь за густой зеленью может прятаться господский соглядатай. Даже здесь ее одиночество — не более чем иллюзия. Не случайно этот таинственный Счастливчик не дает о себе знать. Он выжидает, подслушивает, изучает ее. Девушка встала и обошла беседку вокруг — никого поблизости не было. Ничто не нарушало покоя прелестного уголка сада. Ни один листок не колыхался, только порой под тяжестью птицы склонялась тонкая веточка.