Кровавая паутина - страница 18
ХУДОЖНИК. Меня не пытали…
АВГУСТ. Но его пытали.
ХУДОЖНИК. Твой отец сам себе выбрал смерть. Если бы он всё отрицал, он мог бы сохранить свою жизнь… Но он ничего не отрицал…
АВГУСТ. Но почему же он не отрицал? Ведь он знал, какой масти его противники. И разве для него было важно, что они о нём подумают?
ХУДОЖНИК. Я тебе говорил, он ни в чем не умел идти на компромиссы. И для него всегда было важнее, что он сам о себе подумает. Это он называл чувством превосходства человека над скотиной… Он относился к коммунистам брезгливо…
АВГУСТ. Его долго допрашивали?
ХУДОЖНИК. Кажется, весь апрель.
АВГУСТ. Весна — отличное время для пыток.
ХУДОЖНИК. Ему надоели их вопросы. Одни и те же. Он от них отупел. Но предать смысл своей жизни, предать самого себя, он не мог. И поэтому ничего не отрицал…
АВГУСТ. Не отрицал или признался?..
ХУДОЖНИК. Если это называется признанием, то твой отец признался из презрения к палачам… И всё-таки я не поверил…
АВГУСТ. Кому?
ХУДОЖНИК. Шантаж, обычная провокация… Они легко подтасовывали карты… Тогда ввели твоего отца…
АВГУСТ. После пыток?..
ХУДОЖНИК. Послушай, Август, я не присутствовал на пытках и режима Лубянки не знаю. Может быть — после, а, может быть — до…
АВГУСТ. Досадить своей смертью — последний протест, последняя возможность мыслящего человека положить свою свободную голову на плаху… Горькая ситуация, но она всегда, во все времена остается за нами…
ВИКТОР. Брось, Август. Это красивый жест. И никто, кроме палачей, на него не обращает внимания. А палач — тщеславен… Уважаю достойных противников — эту фразу произносят все палачи, чтобы, избави Бог, не подумали, что они отправляют на эшафот безобидное существо…
ХУДОЖНИК. Твой отец не хотел им уступать ни в чем, ни на йоту… Он и на допросе над ними смеялся…
Звонит телефон.
ВИКТОР. Але!.. Господин Профессор, вас просят к телефону.
ПРОФЕССОР. Але!.. Хорошо… Спасибо. (Вешает трубку.) Простите, господа… Август, мы будем в Москве ещё три дня… Вы можете прийти в гостиницу в любой час. «Националь», двадцать первый номер. Вот моя визитная карточка… Я не настаиваю, но через три дня мы уезжаем в Америку. Я хочу предпринять последнюю попытку спасти вашу мать. Операция сложная, не исключен летальный исход. И вы больше её никогда не увидите… Это было главной причиной нашего приезда в Москву… Если бы у меня была хоть незначительная надежда на её выздоровление, я бы переждал ещё и предпочел бы, чтобы вы встретились с ней при других обстоятельствах… А сейчас мне пора. (Выходит из-за стола.)
АВГУСТ. Всего доброго.
ХУДОЖНИК. Вы так долго добивались встречи и вдруг…
ПРОФЕССОР (смотрит на часы). Мне только что позвонила медсестра. Проснулась Мона. В шесть часов я должен сделать ей укол.
ХУДОЖНИК. Вы успеете. Сейчас только пять. До шести ещё целый час.
ВИКТОР. Не огорчайте нас, господин Профессор.
ПРОФЕССОР. Я бы с удовольствием досмотрел эту комедию…
ВИКТОР. Вы очень любезны… Но вы и есть комедиограф.
ПРОФЕССОР. Нет, в этом доме я неудачный персонаж, дорогой Виктор.
ВИКТОР. Ну, не огорчайтесь. Мы вам сочиним реплику под занавес. В нашем доме даже шаги за сценой что-нибудь да значат.
ПРОФЕССОР. Прощайте, господа. (Прошел, взял плащ; Августу, уходя.) Я надеюсь…
ПЕВИ. О, как я вас презираю!
АВГУСТ. Я сегодня буду у вас. Я вам позвоню. Я бы пошел с вами. Но я хочу дослушать до конца, как это всё было.
ХУДОЖНИК. Извините, что я вас не провожаю, господин Профессор, но вы пришли без приглашения.
ВИКТОР. До свидания, господин Профессор. Мне было приятно познакомиться с вами,
ПРОФЕССОР. Прощайте, господа! (Уходит.)
ХУДОЖНИК. Певи, принеси нам еще кофе…
Картина девятая
Номер в отеле «Националь»… Мона примеряет перед зеркалом шляпку. Поет.
Входит Профессор. Он так радуется, когда у Моны наступают минуты просветления. Садится за рояль, аккомпанирует ей…
Дверь номера беззвучно открывают убийцы. Вошли. Их двое.
ОДИН ИЗ УБИЙЦ. Хорошо поёшь…