Кроваво-красная текила - страница 10

Пытаясь достать пистолет, Карл рухнул на землю, чтобы не попасть под обстрел, примерно тогда же, когда мой отец повалился на нее замертво. Отцу оставалось три месяца до пенсии. Арбуз, который упал на тротуар, устроил настоящий фейерверк из алых брызг. Серый «Понтиак» отъехал от тротуара и скрылся из вида.

Когда я проснулся в полном одиночестве в постели Лилиан, в соседнем доме уже не играла народная музыка, в комнате горел стеклянный ночник клюквенного цвета, который окрашивал лунные пятна на деревянном полу в розовые тона. Через открытую дверь спальни я видел, что обнаженная Лилиан, обхватив себя руками, стоит в гостиной и смотрит на одну из своих фотографий, висевших на стене.

У меня сложилось ощущение, что она не слышала меня, когда я ее позвал. Я подошел к ней сзади и обнял за плечи, и она напряглась, но так и не отвела глаз от фотографии.

Это была одна из первых ее работ, сделанных, еще когда Лилиан училась в колледже, — черно-белый фотоколлаж из животных, человеческих лиц, насекомых, зданий, все раскрашенные вручную и превращенные в единую сюрреалистическую картинку. Я помню выходные в декабре, когда Лилиан собирала все воедино для зачетного проекта в конце года. Я сделал все, что мог, чтобы ее отвлечь. Закончилось дело тем, что обрезки фотографий оказались разбросанными по постели и облепили наши джемпера.

— Наивно, — задумчиво проговорила она. — Бо частенько возил меня за город, и мы всю ночь стучали зубами от холода в своих спальных мешках на вершине какого-нибудь богом забытого холма в Бланко ради одного снимка метеоритного дождя, или шли через двадцать акров полей, где паслись разные животные, за границей округа Ювелди, чтобы на рассвете оказаться в идеальной точке и поймать свет, падающий сзади на ветряную мельницу. Он говорил, что каждая фотография требует максимальных усилий. И вот я смотрю на свои старые коллажи, вроде этого, и думаю о том, как легко они у меня получались.

— Может, критики не слишком любят наивность, — предположил я.

Мы стояли и смотрели на коллаж еще минуту.

— У меня такое странное чувство от того, что ты здесь, — сказала Лилиан.

— Я знаю.

Она положила голову мне на грудь, но ее плечи так и не расслабились.

— Что еще тебя беспокоит? — спросил я.

— Все не так просто, — ответила она, поколебавшись.

Я поцеловал ее в ухо.

— Ты попросила меня приехать, и я приехал. Что тут сложного?

Пока Лилиан не повернулась ко мне, я не догадывался, что у нее на глазах слезы.

— Когда ты уехал из Сан-Антонио, Трес, от чего ты убегал?

— Я же тебе рассказал. До конца жизни я был связан с Техасом: женитьба, карьера, в которой никто не сомневался…

Она покачала головой.

— Я о другом. Почему ты уехал именно тогда, сразу после смерти отца?

Я обнял ее, по-прежнему стоя сзади, и притянул к себе, пытаясь затеряться в цитрусовом аромате волос. Но когда я закрыл глаза, прижавшись к щеке Лилиан, я продолжал видеть газетную фотографию отца и подпись под ней, которую знал наизусть: «Шериф Джексон Наварр жестоко застрелен вечером в четверг перед собственным домом в Олмос-Парк. Заместитель шерифа Келли и сын Наварра беспомощно смотрели, как убийца умчался на своем автомобиле». Отец холодно улыбался мне со снимка, как будто эта подпись была только ему понятной шуткой.

— Может быть, дело в том, что, когда я смотрел на город, я видел, как умирал мой отец, — сказал я Лилиан. — Это было… похоже на темное пятно, что ли?

Она кивнула и снова повернулась к фотоколлажу.

— Пятно никуда не делось, Трес. Даже несмотря на то, что прошло столько лет.

Я услышал горечь в ее голосе, что было совсем на нее не похоже, и еще сильнее прижал к себе. Через некоторое время Лилиан повернулась и спряталась у меня на груди.

— Это не должно осложнить нам жизнь сейчас, — сказал я.

— Может, и так, — пробормотала она, но мне не требовалось видеть ее лицо, чтобы понять, что она мне не поверила.

Лилиан не дала мне больше ничего сказать, только поцеловала, потом еще раз, и мы снова оказались на льняных простынях. Я заснул перед самым рассветом, и на сей раз мне ничего не приснилось.

Я вернулся в дом номер девяносто по улице Куин-Энн к девяти утра, чтобы встретить перевозчиков. Роберт Джонсон наградил меня злобным взглядом, когда я вошел в дверь, но решил заключить перемирие, услышав, как я снимаю фольгу с коробки с остатками вчерашнего ужина.