Кроваво-красная текила - страница 14

стр.

— Ты жалок, — заявил Дэн. — Не смог устроить свою жизнь там, куда свалил, — поезжай в какое-нибудь другое место и оставь нас в покое. Второго шанса тебе тут не представится.

Я выдохнул, оглянулся на Родригесов, которые, похоже, получали огромное удовольствие от происходящего, и посмотрел на Дэна.

— Иногда жалкие люди бывают достаточно сильными, — сказал я.

— Да пошел ты.

— Лилиан мне позвонила, Дэн, — сказал я, стараясь говорить спокойно, ровным голосом. — А вовсе не наоборот. Если вы с ней что-то там строили, думаю, ваше сооружение начало рушиться задолго до того, как я сюда приехал.

Сами по себе эти слова не слишком тянули на серьезное оскорбление, но в свой первый удар Дэн вложил ярость, копившуюся в нем целых два месяца. Признаюсь, я оказался к нему не готов, и кулак Дэна угодил мне в живот.

Самое последнее дело — драться с человеком, который не контролирует свою ярость, да к тому же находится в хорошей физической форме. Недостаток координации восполняется непредсказуемостью и силой. Когда Дэн меня ударил, мне пришлось заставить себя забыть про тошноту и отчаянное желание пригнуться, чтобы избежать мощного кулака, направлявшегося к моей голове.

Я поднырнул под его руку, опираясь на левую ногу (получилось довольно неуклюже), и, замахнувшись правой, сбил Дэна с ног. Он не сумел сгруппироваться, и потому рухнул прямо на спину, довольно сильно.

Я выпрямился и отошел назад. Мой живот напоминал кусок листового железа, которое затвердевает по мере остывания.

Дэн с трудом поднялся на ноги и дернулся в мою сторону. Я поднял руки ладонями вверх, предлагая перемирие.

— Это глупо, Дэн, — сказал я.

Он попытался нанести еще один удар. Однако на сей раз я был готов, сделал шаг в сторону, и кулак Дэна просвистел мимо меня. После этого он целую минуту стоял, не шевелясь и тяжело дыша.

— Проклятье, ты не имеешь права, — заявил он, повернулся и направился к своей машине.

По тому, как он шел, я понял, что у него сильно болит нижняя часть спины.

Окна в его «БМВ» были почти черными, поэтому, только когда Дэн открыл дверцу, я увидел на пассажирском сиденье немолодую женщину с золотыми волосами. Левую руку она держала у лица, как будто пыталась скрыть разочарование. Хлопнув дверью, Дэн прорычал:

— Даже не начинай!

Он проехал по краю лужайки Родригесов и по тротуару выкатил на дорогу. «БМВ», точно перебравшая спиртного акула, медленно свернул и двинулся по Акация-авеню. Братья Родригес посмотрели на меня, ухмыльнулись и отсалютовали пивными банками.

Я нашел Лилиан в спальне, она делала вид, что читает.

— Ну что, поболтали как мужчина с мужчиной? — ледяным тоном спросила она. — Ты пометил свою территорию и объяснил ему, чтобы он на нее не совался?

— Лилиан… — начал я и замолчал, сообразив, что веду себя точно, как Дэн пару минут назад.

Она отшвырнула журнал в сторону.

— Мне не нравится, когда меня отправляют в мою комнату, чтобы большие мальчики могли спокойно из-за меня подраться, Трес.

— Ты права. Мне следовало дать тебе возможность самой все уладить.

— Думаешь, я бы не справилась?

Тут никакой ответ не годился, поэтому я даже не стал пытаться.

Лилиан встала и выглянула в окно. Через пару минут она подошла ко мне и обхватила руками за пояс, но по ее глазам я видел, что она еще сердится.

— Послушай, Трес, у меня выдался тяжелый день. Думаю, единственное, что мне сейчас нужно, это горячая ванна и вечер с книжкой, в полном одиночестве.

— Я люблю тебя, — сказал я.

Она мимолетно меня поцеловала — наверное, так целуют Библию — и спокойно сказала:

— Думаю, завтра мы еще поговорим. Мне не нужны больше сюрпризы из моего прошлого.

Выходя от нее, я осторожно прикрыл за собой дверь.

Дома я проверил свой только что установленный автоответчик. Моя мать звонила дважды, возмущенная тем, что я не отчитался перед ней о своем первом свидании с Лилиан. Боб Лэнгстон оставил загадочное сообщение, в котором угрожал физической расправой и судебным преследованием.

Я развернул керамическую машинку со скелетом за рулем, которую мне подарила Лилиан, и поставил на ковер перед Робертом Джонсоном. Он зашипел на нее, распушил хвост так, что тот стал похож на хвост енота, и, пятясь, ретировался в чулан. При этом он не спускал глаз с таинственного чудовища.