Кровавый источник - страница 10

— Нет, — опустил глаза Гена — не выносил, когда на него смотрели, подозревая во лжи. — Но я знаю точно, — твердо заявил он.

Лицо шефа помрачнело. Он задумался, а потом спросил:

— Зачем, по-твоему, он это сделал?

— Хотел нас припугнуть. — Гена сам не знал, как у него вырвалось такое.

— Каким образом?

— Поэт был его старым, школьным другом.

— Да, я что-то слышал об этом, — припомнил шеф.

— Стар как бы показал нам: вот, смотрите — я могу расправиться даже с близким мне человеком, а значит, способен на все.

— Не лишено смысла, — согласился шеф. — Вполне допускаю, что у нашего друга синдром Иеффая. Древний герой запугал врагов тем, что принес в жертву собственную дочь. — Шеф любил углубляться в иудейские древности, но рассказ на библейские темы закончил прозаично: — Не верю, Гена. У меня с ним пакт о ненападении.

— Мало ли примеров в истории, — пожал плечами Балуев.

Шеф не желал больше говорить на эту тему. Аудиенция была закончена. Гена направился к двери, и в спину ему прозвучало:

— Кристине — ни слова об убийстве Кулибина. Она ничего не должна знать.

— Хорошо, — пообещал помощник, удивленный даже не тем, что это, оказывается, тайна, сколько тем, что шеф помнит фамилию поэта.

— Геннадий Сергеевич, прибыли! — Шофер улыбнулся: сам, мол, спишь, а меня ругаешь!

Он настолько ушел в себя, что не заметил, как они приехали и с минуту простояли перед домом Кристины.

В Венгрию весна приходит куда раньше, чем на древнюю, историческую родину мадьяр. Они были не дураки, эти древние венгры, когда тысячу лет назад покинули Урал и потопали в Центральную Европу.

Владимир Евгеньевич Мишкольц сидел на крыльце своего «замка» с красной черепичной крышей, наслаждался ласковым солнцем и вдыхал полной грудью аромат степных трав. Он проснулся еще затемно. Накормил лошадей. Разбудил Шандора, то есть своего пятнадцатилетнего сына Сашку. Они собрались сегодня в путешествие. Программа намечалась интересная. Во-первых, встретить рассвет над озером. Во-вторых, отобедать в старинной корчме. Такую корчму когда-то содержали предки Мишкольца. В-третьих, заночевать в замке вампирши графини Эржбеты Батори. Эти места славятся своими вампирами.

Наталья Максимовна, жена Мишкольца, не была сторонницей подобных мероприятий. Она начала ворчать загодя, когда ее попросили выстирать подобающую случаю экипировку — одежду чикоши, венгерских гайдуков.

Наташа ворчала каждый раз, когда он приезжал. Для него у нее не было ласковых слов. Такой вздорной бабой она была всегда, сколько он ее помнил. И, если бы не жгучая привязанность к сыну, век бы ее не видел.

Живя уже почти шесть лет в Венгрии, она никак не могла привыкнуть к этой стране и к этим людям. Не выносила языка и обычаев. Сашка же наперекор ей становился с каждым годом все большим мадьяром. Овладел языком, постигал азы сельской жизни. Мишкольц мечтал видеть своего сына венгерским помещиком. Не жалел для этого никаких средств. Скупал земли в округе и породистых лошадей. Шандор не на шутку был увлечен лошадьми. Да, такое не снилось предкам Владимира Евгеньевича, бедным евреям — шинкарям, триста лет обитавшим в этих краях, пока кто-то из местных графов в конце прошлого столетия не распорядился очистить землю от племени Иуды.

Не снилось такое и отцу Владимира Евгеньевича, преподавателю истории, смутившему некогда покой юноши рассказами о Венгрии. Отец желал одного — чтобы Володя получил высшее образование и стал интеллигентным человеком. Володя же с самого раннего возраста стремился хорошо заработать, чтобы купить дом в степях Альфельда. Он, правда, поступил в университет, но проучился недолго. Вскоре оказался за решеткой, как валютчик и спекулянт. К тому же выяснилось, что у Володи растет сын, прижитый от малограмотной девицы, работающей уборщицей в папином институте. Сердце отца не вынесло такого удара, а Вододя только через три года смог прийти на его могилу, когда попал под амнистию.

Не снилось такое и матери Владимира Евгеньевича, урожденной Тенишевой, из старинного русского дворянского рода. Володя с детства был больше привязан к матери, чем к отцу. Относился к ней трепетно. Но, когда вышел из тюрьмы, чуть не довел ее до инсульта. Володя сделал обрезание. Володя стал правоверным иудеем, хотя отец всю жизнь высмеивал любые предрассудки, а мать в тайне от отца держала в доме иконы. Разрыв отношений между матерью и сыном был тяжелым ударом для обоих.