Круговорот лжи - страница 62

— Боюсь, что Тима здесь нет. — Слово «боюсь» она применила в его переносном, светском, а не в прямом, более страшном смысле. Элен не могла не воспользоваться этой возможностью. Тем более, что все мои усилия ни к чему не привели. — Он пропал. — Это слово она употребила уже в его истинном значении: «пропавший без вести»; подробности на полицейском компьютере — возраст, пол, цвет волос и глаз, другие особые приметы. Шрам от аппендицита. Родинка слева подмышкой. Золотое кольцо с печаткой, принадлежавшее бабушке Элен.

— Пропал? — В голосе звонившего прозвучало вежливое недоверие. Это был явно человек образованный и более взрослый, чем большинство друзей и знакомых Тима, говоривших на молодежном жаргоне с характерной интонацией, растягивая гласные и глотая согласные.

— Два месяца назад, — сказала Элен.

Наступило молчание. Звуки вечеринки умолкли. Ни музыки, ни смеха. Неужели там все слушали этот разговор? Откуда он звонил? Кто эти люди? Может быть, они что-нибудь знают? Или тут не было ничего таинственного: незнакомец просто закрыл дверь, чтобы лучше слышать собеседника. Связь была ненадежной. Он мог просто положить трубку.

Элен сказала почти беззаботным, ровным тоном, стараясь не встревожить незнакомца:

— А когда вы видели Тима в последний раз? Может быть, беспокоиться и не о чем, но мы не можем не волноваться. Боюсь… — тут последовал короткий веселый смешок, который должен был доказать, что это всего лишь фигура речи, — боюсь, что я не знаю вашего имени.

Он быстро произнес (так, словно его имя не имело для Элен ни малейшего значения):

— Я улетал в Штаты. Вернулся только на прошлой неделе и начал восстанавливать старые связи — ну, сами знаете, как это бывает. Извините, что потревожил вас. Господи Иисусе, я только что заметил, который час. Должно быть, я разбудил вас. Извините ради Бога.

— Это не имеет значения. Я имею в виду время.

— Беда в том, что я еще не адаптировался. Понимаете, разница во времени… Но, конечно, это не оправдание. Скорее меня оправдывает то, что я немного выпил. Ну, знаете, старые приятели, вино рекой и все прочее. А потом я услышал эту невероятную сплетню…

— Сплетню?

— Чушь, конечно. Вы ведь мать Тима?

— Да.

— Тогда вы все знаете сами, правда? Он всегда говорил о вас с такой гордостью. И об отце тоже, само собой. Он очень любил вас обоих. Своих родителей. Это было очень приятно. В наши дни такое редко бывает. Но он говорил искренне. Он всегда был очень искренним.

Пьяный. Взволнованная, сбивчивая речь, хрипотца в голосе, сентиментальность.

— Черный дрозд. Я называл Тима «Черный дрозд». Эти его яркие, внимательные глаза… О Боже, я надеюсь, что не разбередил ваши раны. Неужели его действительно так долго нет? Я понимаю, как вам тяжело. Поверьте, я ужасно расстроен. Может быть, вас утешит, если я скажу, что тоже любил его? Уверяю вас, все это совершенно невинно, ничего такого, из-за чего следовало бы волноваться. Я понимаю, в наше время такие чувства вызывают самые гнусные подозрения. Никто больше не верит в настоящую мужскую дружбу. Я любил Тима как отец, хотя не вышел для этого годами. Вы должны понимать, как к нему относились люди. Если бы я мог, я бы отдал ему все. Луну с неба, последнюю рубашку. Вы как-то приезжали за ним, вы и его отец. Мы слушали музыку, а вы позвонили в дверь и увезли его покупать костюм. Он вернулся такой довольный, приятно было видеть это. А что случилось с этой девушкой? С которой он тогда жил? Вчера я звонил ей домой, но никто не ответил. О Господи Иисусе, не могу вспомнить ее имя…

— Пэтси. Они расстались. Она нашла себе другого.

— А-а… Я был уверен, что она бросит его. И говорил ему об этом, но он не слушал. Ну что ж, по крайней мере, он жив. Спасибо, мэм. Примите мои глубочайшие извинения за то, что потревожил ваш сон…

В трубке зазвучали гудки, сигнализирующие о том, что нужно бросить еще монетку. У меня больше не было мелочи. Я сказал:

— Элен, извини…

Связь прервалась. Меня трясло. Я позвонил оператору и попросил повторить звонок. Женщина спросила:

— Какой номер автомата?

Я поднял глаза.

— Извините, не вижу… Я без очков…