Крушение - страница 21
Алексей сдержанно усмехнулся не желая, однако, его обидеть.
— Ты с войны, да? — смело поинтересовался паренек.
— С фронта.
— Страшно там?
— Всяко бывает…
При этих словах лицо мальчика посуровело. Он помялся, на миг взглянул на военного жалостливыми глазами и отвернулся, ковыряя босой ногою землю. Потом, стараясь больше не глядеть на военного, согнул удилище, будто желая проверить, не сломается ли оно, осмотрел леску, взял в зубы крючок, подергал, чтобы не оборвался, — и все это он делал совсем некстати, нарочно, лишь бы только чем–то заняться.
Так что ж, и разговаривать со мной не хочешь? — с напускной обидой проговорил Алексей.
Мальчик покосился на него исподлобья.
— Как же тебя зовут?
— Венька.
— А папу?
— Тихон. С краю вон там живем, — указал он рукою через сад.
— А-а, знаю, дружок, — живо произнес Алексей, — Меня когда–то твой папа учил пилить, строгать, долбить пенал с потайным замком… Дома папа?
Паренек через силу смолчал, только шмыгнул носом, испачканным грязью и рыбьей чешуей.
— Ладно, проведаю вас, — пообещал Алексей и отошел, чтобы не мешать ему ловить рыбу.
Под высокой ветлою с ободранной корой он разулся — как же истомились ноги в сапогах и с какой приятностью ощутили теплую траву. Алексей прилег на спину, заложив руки под голову, смотрел на небо, на медленно плывущие белые облака. «Почему… почему так? Неужели несу людям скорбь? В чем я виноват, и виноват ли? — уязвленно спрашивал себя Костров, видя перед собой и укоряющие взгляды встречных людей, и лицо Веньки, — Нет, я должен выяснить странную отчужденность ко мне».
Всплеск воды на том берегу заставил Алексея приподняться. Он увидел молодую девушку. Она поводила рукой поверх воды и заголила юбку выше колен, так что видны стали белые ноги, пошла глубже к сухим тростинкам камыша, на которых висели темно–коричневые бархатные початки.
В этот момент паренек закричал во весь голос:
— Ве–ерка, не пугай рыб, а то получишь!..
С того берега послышался певучий девичий ответ:
— Подумаешь, рыбак нашелся! Небось силявку поймал и хвалишься!
Притихший у ветлы Алексей стыдливо наблюдал, как девушка смело заходила вглубь, приподымая все выше платье… Она уже наклонилась, протянула свободную руку, чтобы поймать ближний початок, но незаплетенные, отливающие овсяной спелостью волосы рассыпались по лицу, она пыталась убрать их назад, чтобы не мешали, а вязкое дно начало засасывать. И девушка озорным голосом закричала:
— Ай, мамынька родная, тону-у!
Алексей вскочил с намерением помочь в беде, но девушка, успев схватить один початок, рванулась назад, выпустив из руки подол платья, тихо осевший на воду.
Уже на берегу она начала выжимать подол, туго проводя руками по икрам ног.
— Венька, много наловил? Покажи, — спросила она и, завидев нежданно у ветлы военного, начала поспешно удаляться. Когда уже была далеко, оглянулась, всмотрелась пристально, будто желая угадать, кто же этот военный.
В свою очередь, Алексей в душе и радовался и огорчался. Он узнал ее. Это была Верочка, сестра Натальи. Он подумал, что, быть может, следует зайти повидаться с Игнатом, но разлад с Натальей принудил его не идти. «Да и зачем я пойду туда? Что меня связывает с ними? — рассудил он, покусывая от обиды губы. — Отец на вечеринку не пригласил Игната, даже ни разу не упомянул о нем. А я поплетусь… Посыпать солью раны?»
Домой он сразу не пошел, возвращаясь с реки. Захотел побывать в семье Тихона. Подходя, увидел длинную, мазанную глиной избу под двумя склоненными ветлами, готовыми вот–вот упасть на соломенную крышу. Возле земляной лунки с водою для кур, в тени, лежала дворняжка, успевшая прибежать с реки. Завидя военного, она не встала, лишь помахала ему мохнатым, облепленным репьями хвостом.
В сенях было сыро и прохладно, из отворенной двери избы несло тесным, спертым воздухом: пахло чем–то вареным — пареной свеклой или зеленью, кажется, даже конским щавелем. Хозяйка — темнолицая, с темными впадинами под глазами — встретила Кострова без особой приветливости, даже не предложила поначалу стул.
— Да вы проходите, — наконец сказала она и вытерла подолом табуретку, придвинула Алексею.