Крутая волна - страница 53

— Гусь свинье не товарищ.

Посыпались смешки. Потом опять стихло, и до Колчанова долетели обрывки фраз:

— Энтот не из тех.

— Опять улещивать будет.

— Не буду я вас улещивать! — крикнул Колчанов, и тишина водворилась окончательно. — Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите знать, что произошло в Петрограде, что происходит в стране. Так вот: мы сами ничего об этом не знаем. До нас дошел только слух об отречении царя, официальных сообщений об этом нет. Возможно, что произошла та самая революция, которую вы так ждали.

— А ты не ждал? — спросил кто‑то.

— Не знаю, — откровенно признался Колчанов. — Я знаю только одно: самодержавие насквозь прогнило, нужна новая власть. Какая? Я тоже не знаю. А к вашей революции примазываться не хочу, потому что не знаю, какие цели она ставит перед собой.

— Мы можем объяснить, — сказал подошедший к трапу Заикин. Поднявшись на две ступеньки, он продолжал: —Цели эти просты и ясны каждому здравомыслящему человеку. Мы хотим отдать землю крестьянам, заводы — рабочим, хо тим мира и свободы для всех. Ясно? — спросил он матросов.

— Ясно! — грянули голоса. — Правильно! Долой царя, помещиков и буржуев!

Заикин повернулся к Колчанову и спросил:

— А вам ясно?

— Не совсем. Чья же тогда будет власть, кто будет править Россией?

— Наша будет власть. И править Россией будут рабочие и крестьяне. Вам мы власть не отдадим.

— А я и не претендую, — обиженно сказал Колчанов и стал спускаться с трапа. Заикин, пропуская его, посторонился и сказал:

— Вот так и передайте господам офицерам. — И, уже обращаясь к матросам, крикнул: — Товарищи! Я тоже пока ничего нового, кроме того, что вы уже знаете, сообщить не могу. Сейчас мы свяжемся с берегом и узнаем подробнее. А пока прошу соблюдать революционный порядок…

Гордею не удалось вырваться в город: у конт- рольно — пропускного пункта дежурил целый взвод во главе с офицером. Гавань закрыли, с кораблей никого не выпускали. Гордей вернулся на эсминец, там кучками бродили матросы, митинговали, все корабельные работы приостановились, только возле камбуза человек пятнадцать чистили картошку — революция революцией, а есть что‑то надо. Офицеров не бьиго видно, даже дежурный по кораблю ушел со своего места, наверное, тоже в кают — компанию. Унтер — офицеры попрятались по каютам, никому не хотелось отправляться вслед за боцманом Пузыревым.

Заикин, выслушав Гордея, приказал стоявшим поблизости матросам:

— Всем на ют, дежурную шлюпку на воду!

Матросы охотно выполнили приказание, через две минуты шлюпка уже покачивалась у борта, гребцы рассаживались по банкам и разбирали весла.

— Подойдете к причалу Русско — Балтийского завода, — наказывал Заикин. — Там тебя и будет ждать шлюпка. Долго не задерживайся, разведай, что творится в городе, и обратно.

Гордей спустился в шлюпку, и гребцы навалились на весла. Они гребли сильно и дружно, шлюпка быстро, рывками, продвигалась вперед, под килем весело хлюпала вода.

— Гли — кось, ребята, фуражка.

И верно, неподалеку плавала в воде фуражка.

— Должно, Пузырева. Выловить?

— А ну ее!

Снова налегли на весла и вскоре подошли к заводскому причалу. Гордей выскочил наверх и огляделся, отыскивая ворота. Но за корпусами цехов их не было видно, пришлось идти наугад. Ткнулся в один проход, в другой — уперся в ограду. Спросить тоже не у кого. Наконец увидел возле склада старика в тулупе в обнимку с берданкой.

— Где тут ворота? В город выйти.

Старик посмотрел на него внимательно, вприщур, и вместо ответа смачно сплюнул, высунув голову из воротника тулупа.

— Как тут выйти? — громче спросил Гордей.

— А ты не кричи, чать я не глухой. — Старик перекинул берданку в правую руку. — Вон туды топай.

— А что это у вас тихо?

— Бастуем. Все на эту самую емонстрацию побёгли, а я вот при имуществе остался.

— Царя‑то, слышь, скинули. Не жалко?

— А пес с нм, он мне кумом не доводился. Только кто же теперь править‑то нами станет? Другой какой царь будет?

— Обойдемся без царей. Сами управимся.

— Уж вы управитесь! — Старик опять сплюнул. — Шустрые больно.

Еще не добежав до проходной, Гордей услышал музыку. Оркестр играл нестройно. Гордей не сразу догадался, что это «Марсельеза». Оркестру подтягивали несколько голосов, тоже не в лад. Но вот и оркестр, и люди приспособились друг к другу, мелодия зазвучала мощнее. За решетчатыми воротами завода, запрудив всю улицу, тек серый поток людей, над ними кроваво полоскалось красное полотнище, укрепленное на свежеоструганном древке. Нес его высокий бледный парень в кепке с наушниками, в распахнутом пальто, надетом на синюю сатиновую рубаху. Его бледное лицо было торжественным и строгим, глубоко запавшие глаза были доверху заполнены синим огнем. Знамя он нес бережно, как свечку. А вокруг были возбужденные, раскрасневшиеся лица, по ним плавали улыбки, обильно текли слезы. Вот к парню с флагом протиснулся человек в нагольном полушубке и ушанке, стал что‑то говорить. Потом вскочил на прижатую к забору телегу, сдернул шапку и закричал, заглушая остальные голоса. Парень с флагом тоже влез на телегу и встал рядом. Толпа остановилась, притихла, и теперь над ней властвовал только голос человека в полушубке. Он говорил неторопливо, густым басом, и слова падали в толпу размеренно, через равные промежутки времени. Но понять их Гордей йе мог — человек говорил по — эстонски.