Крутая волна - страница 63

— Чужое у нас таперя правительство‑то. Ране царица — немка Расеей распоряжалась, а таперя бог знат хто. А указы все одно те же: воюй! Однако народ не хочет. А народ, он что такое? — спросил Берендеев и сбился. Он сердито дергал себя за ус, щипал за ухо, а объяснить, что такое народ, не мог.

— Ты вон с Сивковым потолкуй, он те про народ много наврет, — посоветовал Клямин.

Это замечание будто встряхнуло Берендеева:

— А мне врать неча, я и без Сивкова обойдусь. Народ — это мы и есть.

—< А ведь точно сформулировал!

— Вот и на хрена нам ето правительство! — закончил Берендеев.

— Верно! — поддержал Шумов. — Товарищ Ленин тоже говорит, что никакой поддержки Временному правительству оказывать нельзя.

Гордей стал пересказывать недавно прочитанную им речь Ленина «О задачах пролетариата в данной революции». Гордей читал ее несколько раз, выучил почти наизусть и сейчас пересказывал легко и точно. Он видел, как во время его выступления на борт поднялся Иван Тимофеевич Егоров, с ним еще кто‑то, тоже в штатском. Оба они внимательно слушали Гордея, и это придавало ему еще больше храбрости.

Потом, когда окончился митинг и все члены судового комитета собрались в каюте сбежавшего Поликарпова, Иван Тимофеевич похвалил:

— А ты молодец, Шумов, хорошо говорил! — И, наклонившись к пришедшему с ним человеку, спросил: — Может, его и пошлем?

— Кажется, товарищ грамотный, — согласился тот.

— И классовое чутье не обманет, — заключил Егоров.

Гордей так и не понял, о чем они говорили. Выяснилось все позже, когда закончилось совещание.

— Цека партии просит направить моряков- болыневиков для агитации в деревне. Вот мы с товарищем Анвельтом и подумали: а не послать ли Шумова?

— Он у нас грамотей! — сказал Клямин. — Он может. Боле‑то и некому, окромя еще Николая.

— Николай нужен здесь.

— Стало быть, Гордея посылайте, он деревню знает. Я бы тоже поехал, да грамотешки нет.

Так и решили: послать Гордея. Ехать надо было завтра же, сначала в Петроград, а потом куда пошлют., — Может, в Тамбовскую губерню, дак ты мою бабу навести да обскажи ей все про меня, — просил Клямин. — А перво — наперво землю за мной закрепи, как Ленин говорит. Помещик‑то Гарусов пока не отдает.

— Попадется мне в руки — пристукну, — пообещал Гордей.

— И то ладно, — согласился Клямин.

Пароход причалил к стенке возле Морского корпуса, пассажиры сошли на берег, а Гордей остался ночевать на пароходе — идти было некуда. Правда, где‑то поблизости жил Михайло, но Гордей не знал его адресата на память не наде — ялся: дома тут все похожие, а он был у Михайлы всего один раз, и тоже ночью.

В кубрике команды нашлась свободная койка, Гордея даже напоили чаем. Но под утро его разбудили: пароход куда‑то перегоняли, пришлось сойти на берег. Решив не терять времени зря, он пешком отправился к Таврическому дворцу, куда ему велено было прибыть.

Шел он не торопясь, часто останавливался, разглядывая дома, памятники, набережные. Он даже порадовался, что его так рано разбудили: можно поглядеть на этот красивый город как следует. В дневной суете и толкотне всего этого не разглядишь, а сейчас на улицах и площадях пустынно, только дворники шаркают метлами.

По Невскому серо текла рота солдат. Шли они нестройно, понуро, топот ик сапог по деревянным торцам был похож на стук кольев. Гордей вспомнил свой первый приезд в Петроград, тогда они с Петром тоже видели солдат, отправлявшихся на фронт. Те вроде бы даже веселее были.

От дяди Петра последнее письмо было в январе, с тех пор Гордей так и не знал о нем ничего. Говорили, что крейсер «Россия» одно время был на позиции в Рижском заливе, а где сейчас — неизвестно. Из дому тоже давно не писали. «Интересно, куда меня пошлют?»

Его и еще одного матроса, со смешной фамилией Брыськин, посылали в Рязанскую губернию. Ни тот, ни другой там ни разу не были, и, пока им выправляли мандаты, матросы пошли по коридору, расспрашивая, нет ли тут кого из рязанских. Попадались всякие, один был даже с Кавказа, а рязанских не оказалось.

Неожиданно за спиной Гордей услышал знакомый голос и, обернувшись, увидел Михайлу. Тот шел рядом с худенькой женщиной и говорил ей: