Крутая волна - страница 65

— Верно, у нас вся деревня в долгу у мельни- ка Васьки Клюева. Да и не одна наша деревня, а вся округа у него в руках.

— Вот видите! Чем не помещик! Нет, вы, товарищ Шумов, непременно на Урал поезжайте.

— Так ведь мандат мне уже выписан, товарищ Ленин.

— А мы вам другой мандат выдадим. Елена Дмитриевна, выпишите ему другое удостоверение, — И, уже обращаясь к матросам, Ленин сказал: — Вы будете работать в деревне. Вопросы о земле, о мире деревню волнуют особенно остро. Мужик; устал воевать, в деревне некому работать, хозяйство приходит в упадок…

Слушая Ленина, Гордей поражался тому, как хорошо знает он обстановку в деревне. Как будто. Ленин знает и нужду Клямина, и беду Демина, как будто сам он только что вернулся из деревни. «Вот в чем. его сила: он жизнь нашу хорошс знает. А вот откуда? Сам‑то из интеллигентов — не пахал, не сеял, поди, и не голодал, разве чтс в тюрьме. Ну, видеть нужду видел, но одно — видеть, а другое — испытать на себе, как тот же Клямин…»

— …Временное правительство только на словах обещает мир, а на деле оно продолжает царскую политику войны и аннексий…

Незнакомое слово «аннексии» отвлекло внима ние Гордея. «Надо будет узнать, что это такое, И вообще подучиться. Всю дорогу читать буду».

— …Единственная форма революционной власти — это Советы, которые надо вырвать из‑под влияния мелкобуржуазных партий…

«Наверное, и там в Советах эсеры засели. В Ревеле и то они главенствуют, а в деревне и подавно», — думал Гордей.

— Ну что же, товарищи, в добрый путь! — закончил Ленин. В это время ему подали бумажку, он подписал ее и протянул Гордею: — Вот вам и мандат, товарищ Шумов.

Гордей взял бумажку, пожал протянутую Лениным руку, и пожал, кажется, слишком сильно: Владимир Ильич внимательно посмотрел на его огромную ручищу.

Выйдя на улицу, Гордей вынул бумажку и прочитал:

Михайло, прочитав удостоверение, сказал:

— Вот видишь, как тебе повезло: и Ленина повидал, и дома побываешь. Соскучился по до- му‑то?

— Еще бы! Три года не был.

—, Да, а кажется, давно ли ты сюда с Петром приходил? Город тебе тогда не понравился. Как ты тогда сказал? Толкаются? И на меня за что- то сильно обиделся. За что?

— За то, что дядю Петра в действующий флот послал, а он послушался. И еще за то, что тогда вмешался в мою беседу с Виреном.

— Ах да, было дело. Как тебе тогда, сошло?

— Гауптвахтой отделался.

— А меня, брат, в Петропавловку посадили, а потом в Ревель, в «Толстую Маргариту», Как там Егоров?

— Работает. Тяжело ему. В Совете меньшевики и эсеры засели.

— Слышал. Вот Чернов туда собирается. Знаешь такого?

— Эсеровский вождь?

— Да. Нам бы тоже послать кого‑нибудь надо. Жаль, Петра там нет, — А где он, не знаете?

— В Гельсингфорсе. Там у нас дела лучше. В судовых комитетах в основном большевики. Ну ладно, мне на Путиловский ехать надо. А ты тут пока потолкайся, послушай — полезно. Потом приходи ко мне ночевать. Не забыл куда? Вот тебе адрес. Я приду поздно, но Варвара дома будет. Не бойся, она у меня приветливая.

Уже уходя, Гордей вспомнил:

— Что такое «аннексия»?

— Это значит насильственный захват чужой земли. А что?

— Ленин сейчас это слово говорил, а я не знал, что оно означает. Эх, поучиться бы мне!

— Оно и мне не мешало бы. Да вот некогда, брат. Дела тут такие. Впрочем, разве мы с тобой не учимся? Я вот опять вспоминаю, каким я тебя видел три года назад. Не обижайся, но был ты лапоть лаптем. А теперь вот большевистский агитатор. А ведь прошло всего три года.

— Но каких!

— Вот именно, каких! Штормовых, если говорить вашим языком. И на этой крутой штормовой волне поднялось революционное сознание народа. Вот и твое тоже, да и мое. Многому мы научились за эти три года. Ну ладно, мы еще поговорим вечером, а пока я поеду.

«А ведь и верно, всего три года прошло, а сколько за это время изменилось! — думал Гордей. — Это он точно заметил, что был я лапоть лаптем. А теперь?»

И вдруг его охватила тревога: а справится ли он с тем ответственным поручением, которое ему дали? Три года службы просветили его и в житейском отношении, и политически. Читал много: и Ленина, и Плеханова, пробовал даже осилить «Капитал» Маркса, но мало что в нем понял. А вот Ленин всегда понятен.