Крутая волна - страница 69
— Весь в деда удался. Плечи‑то вон в двери не пролезут.
Шурка, Настя и Сашка смотрели на Гордея с завистью. Сашка опять вздыхал:
— Это надо же!
В зыбке, висевшей под полатями, запищал ребенок. Настя встала из‑за стола, вынула его из зыбки и показала Гордею:
— Вот, племянник твой.
Судя по тому, как отец неопределенно хмыкнул, а мать начала поспешно переставлять миски, племянника Настя нагуляла. Она и сама сейчас смутилась, ушла за угол и там дала ребенку грудь. За столом установилось неловкое молчание, слышно было только, как в кути сопел и чмокал ребенок.
В это время ворвалась Нюрка — кто‑то уже успел сбегать за ней. Видно, что она только с постели: волосы растрепаны, на одной щеке красные полосы — отлежала.
— Батюшки, гостенек‑то какой! — воскликнула она и бросилась к Гордею. Она обнимала его, целовала в губы, в глаза, в нос, не обращая внимания на то, что совсем придавила своим раздобревшим телом мать. Степанида едва выпросталась из‑под нее, хлопнула по спине:*
— Будя уж тебе, лошадь эдакая!
Нюрка села на место матери и вдруг всхлипнула:
— А мово‑то Гриньку убили.
Об этом Гордей тоже не слышал, — должно быть убили недавно. Он не знал, как утешить сестру, и только сказал:
— Что поделаешь — война.
Степанида стала рассказывать, сколько народу поубивало на этой войне. Выходило, что в деревне целых мужиков‑то осталось немного: отец, Васька Клюев, дьякон Серафим, Василий Редька, да трое еще с войны вернулись калеками.
— Дед Ефим и тот помер, царство ему небесное. Ганька вон без правой руки пришел, а куды он без правой‑то? А Пашка Кабан дак и вовсе без ног… — И озабоченно спросила: — Ты‑то насовсем али как?
— Нет, на побывку. Всего на месяц.
— Хоть бы война к этому времю кончилась!
Спать улеглись уже после вторых петухов. Гор — Дей попросил постелить ему в сенях. Едва он разделся, как пришел отец, присел на нары, закурил.
— Ну, что там у вас делается?
Гордей стал рассказывать. Отец слушал внимательно, только изредка вставлял вопросы, и даже по этим вопросам Гордей догадался, что отца интересует не столько его личная жизнь, сколько события в Петрограде, положение на фронтах и соотношение сил между партиями.
— Говорят, Ленин теперь в Петрограде?
— Да, я его видел.
— Ну как он? Какой?
Гордей рассказал о встрече с Лениным, о его поручении, показал подписанное им удостоверение. Егор при свете спички прочитал его, бережно свернул.
— Вот оно как! Значит, и ты теперь большевик?
— Выходит, так.
— Это хорошо. Только здесь тебе не Петроград, здесь трудно придется.
Поговорили о том, что делается в деревнях. Выходит, что тут почти ничего не изменилось, если не считать, что богатые мужики еще большую силу заимели.
— Здесь и царя‑то не очень жаловали, а Временное правительство и вообще за правительство не считают. Вопрос о войне — вот сейчас главный вопрос для мужика. Весна, а в поле работать некому. Слышал, сколько в деревне мужиков‑то? Теперь и у нас поняли, что Временное правительство хочет продолжать войну, поэтому здесь оно поддержки не найдет. В станице сложнее. Там казаки, там оборонческие настроения сильны, там и влияние меньшевиков, а особенно эсеров сильнее. Стариков‑то в эсеровской партии теперь состоит. Ты с ним поосторожнее…
Мать пошла доить корову, прикрикнула на отца:
— Дал бы ты ему поспать с дороги. Успеешь еще наговориться.
Отец собрался уходить, но Гордей удержал. Ему было интересно слушать отца. В его рассуждениях чувствовалось не только знание обстановки, но и политически осмысленный план действий. Должно быть, отец тоже много читал, он раза два или три ссылался на высказывания Ленина и даже использовал пример из «Капитала» Маркса. Это было для Гордея совсем неожиданно.
«Вот бы кого надо в агитаторы‑то», — подумал он. И опять беспокойно забилась мысль: «Справлюсь ли?»
Они приехали в станицу рано, обедня еще не началась. Народ валом валил в церковь, все были одеты празднично и настроены довольно весело. С паперти Косторезов звал после обедни всех на митинг. Губарев стоял у двери и тоже приглашал, но больше всех старался Юрка Вицин. Его рыжая голова мелькала то тут, то там, он бойко кричал: