Крутые перевалы - страница 17

стр.

Разговоры заглушил выстрел около озера. На холме закопошились низкорослые фигурки камасинцев и покатились под уклон.

— Вот дурак, — выругался Пастиков, взглянул на Додышева и растерявшихся Чекулака и Джебалдока.

По молчаливому согласию все побежали к махавшей руками Стефании. Самоха уже стянул свои широченные шаровары, видимо, еще дореволюционного приобретения и, потешно взмахнув руками, бултыхнулся в прозрачную воду, разгоняя широкий круг волны.

— Посмотрите! — закричала навстречу бегущим взволнованная Стефания.

От берега безбоязненно уходило рыбье стадо, а на зыбкой поверхности шевелил плавниками и ловил ртом воздух крупный раненый таймень. Легкое течение медленно относило его от берега. Величественные просторы озера и смешливая физиономия Самохи остудили гнев Пастикова. Широко открытыми глазами следил он за зеленым уходящим валом и кричал:

— Ну, шевелись, пакостник! Да если в другой раз начудишь, чертово помело, вздую!

— Не стращай рыбу горшком!

Самоха уже подплыл к берегу и, выкинув рыбу, заплясал тонкими посиневшими ногами по мелкой гальке.

— Так не надо, — хмуро сказал степенный Джебалдок.

— Что не надо? — переспросила Стефания.

— Рыбу добывать в Ширане.

— А почему?

— Умирать будешь, — подтвердил Чекулак.

— Вот враки! Ты не слушай своих шаманов, — успокаивала она. — Посмотри, как вкусно мы ее зажарим.

К собравшимся бежал Семен Петрович и группа камасинцев. Улусские остановились около убитой рыбы и скорбно рассматривали ее.

— Худо будет, — сказал Парабилка.

— Худо будет, — поддержали другие.

— Хорошо будет, — возражал им Додышев.

Он возбужденно и горячо, как тогда, стал убеждать своих одноплеменников.

На припухшем желтоватом лице землемера засохли капли пота, а всегда тщательно причесанные жидкие волосы смотрели из-под форменной фуражки взмокшей шерстью. Это забавляло Самоху.

— Мне полагается рабочий для переноски треноги, — официально заявил Семен Петрович, почувствовав себя в роли мишени для насмешек.

— Раз полагается — дадим. — Пастиков отвернулся и, глядя на Стефанию, поморщился.

* * *

Пастиков задержал ямщиков и вечером вместе со Стефанией и молодыми камасинцами направился в улус. Джебалдок и Чекулак путались в длинных полах новых тужурок и непривычно стучали тяжелыми сапогами, взятыми про запас Севруновым. В новом облачении они походили на подростков, нарядившихся в одежду взрослых. Сзади Самоха вез на лошади два мешка сухарей и сумки с прочей провизией. Медленно катилось за вершину Епифановского белогорья отгулявшее по небу солнце. От потемневшей реки тянуло туманом.

— А ведь ловко стрелять в нас с того берега, — указала Стефания на зубастые зеленогривые скалы.

— Как рябчиков перехлопают, — подтвердил Пастиков.

Додышев загородил им дорогу раскинутыми руками, и его верткие глаза вспыхнули, ресницы трепетали, как крылья стрекозы.

— Здесь банда бродит! — выпалил он.

Пастиков остановился.

— Банда? Кто тебе сказал?

— Вот ребята знают… Алжибай возит запасы под белогорье, у них девка какая-то храбрая есть.

— Утка, наверное, — заметила Стефания. — Почему же ты молчал?

Она столкнула с обрыва камень, он глухо шлепнулся в волны.

— Пожалуй, верно… Глазков здесь укрылся, — в раздумье сказал Пастиков.

Камасинцы встретили гостей на первом холме. Молодежь теснилась, робея, но в ее среду сейчас же влились Чекулак и Додышев. И пока шагали до юрты старшины, студент успел, кажется, рассказать всю историю возникновения советской власти и о вреде родового правления.

Алжибай косым взглядом выдавал свое неудовольствие приходом завоевателей на Шайтан-поле, а шаманка и Аёзя издали звуки, похожие на рычание росомахи. Пастиков догадался, что здесь, около богатой юрты камасинского старшины, заседал только что родовой совет.

— Здорово, соседи! — сказал он, присаживаясь к дымившему костру.

— Садись, — буркнул Алжибай, глянув на Чекулака и Додышева.

Шаманка сердито выколотила трубку, заерзала на подостланном травяннике, и камасинцы сдвинулись, чтобы уступить место пришедшим. Налетевший ветер раздул костер. Вялые комары поднялись до вершины подсоченной сосны, что придерживала один бок юрты.