Крылатый - страница 16
— Я добровольно приобрёл на свою больную голову второго старшего брата!
— Верно подмечено! Теперь за свои выходки будешь получать по полной!
— Если догонишь, — весело хихикнул я.
— Вот уж с чем проблем не будет, — хмыкнул Ван. — Жди, обалдуй, я явлюсь и припомню тебе весь твой дебилизм за последние годы!
— Ура! — от избытка чувств я завертелся на месте. — Я буду тебе напоминать сам, но ты меня достать не сможешь. И я буду смотреть как ты бесишься от невозможности удушить такого хорошего меня!
— Ну сама наивность, — восхитился Апокалипсис. — Отбой, братец, жди основательную трёпку завтра.
— Отбой, жду наипреинтереснейшей картины твоей злющей морды!
Хо-хо, сам Апокалипсис явится по мою душу! Выбей из своей головы глупые и опасные мысли, Крылатый! Первое правило в кодексе Рыцарей звучит так: «Будь всегда честен с самим собой». Не заключай сделок со своей совестью, не иди на компромиссы с бесчестием, не забывай о долге и никогда, НИКОГДА себя не обманывай! Других — сколько влезет. Но не себя. Я рад. И мне страшно. Но об этом жизненно необходимо забыть немедля! Займёмся более насущными вещами, чем самокопание?!
Минут пять я прыгал по комнате, попутно заталкивая вещи обратно в шкаф и даже успел придумать мелкую пакость Шону.
Есть у моего старшего брата одна ненормальная страсть — старый проигрыватель и виниловые пластинки. Везде, куда бы ни ехал он тащит этот раритет с собой. Есть у него пара любимых пластинок, которыми он особо дорожит. Вот их-то я и утащу к себе на время, пока буду гулять один и почти что без венца. Так, маленький дополнительный рычажок шантажа. И пусть хоть что-то вякнет маме!
Убедившись, что брат в подвале, более того, зашёл в перегороженную папой часть, я прокрался в его комнату. Проигрыватель стоял на видном месте, рядом в коробке пластинки. Я аккуратно вытащил их и стал перебирать. Не то, не то, всё не то! Сложив виниловые диски обратно, я внимательно осмотрелся. Ага, одна в самом проигрывателе! Сняв прозрачную крышку, поднял иголку и вытащил древний раритет. Осторожно держа, поискал глазами упаковку.
Когда дверь резко распахнулась, я вздрогнул и выронил пластинку из рук. Поймать не успел и она хряснулась об пол, разбившись на две части.
— Ирдес!!! — глаза братца быстро и опасно наливались багровым светом.
Ой-ей! Глаза у брата светятся только в состоянии крайней ярости!
— Шон, я не хотел!!! Я послушать хотел! — заорал я в ответ.
Брат зарычал и начал неконтролируемую трансформацию. Я труп, я труп, я труп!!! Разорванный на кровавые не опознаваемые ошмётки! Мамочка!!!
Бросившись в сторону, понял, что через окно не уйти. Разворачивая крылья, сделал вид, что всё равно собираюсь прорваться к окошку и когда брат, пребывая уже во второй стадии трансформации, дёрнулся вслед за моим обманным прыжком, я ввинтился между ним и стеной, рискуя попасться в лапы или врезаться в косяк, прыгнул в дверь и полетел по лестнице вниз. Входная дверь оказалась заперта и я, не тратя времени бросился в подвал, запер ненадёжную дверку которой хватит на пару ударов. Понимая, что мне совсем конец, воспользовался единственным доступным выходом — форточкой под потолком. Моё телосложение спасло уже не в первый раз и я оказался на улице, едва успев улизнуть от сунувшейся следом когтистой чешуйчатой руки Шона. Гораздо более крупный брат не протиснулся бы в эту форточку при всём желании. Да я и сам не понимаю как пролез…
Не смея испытывать судьбу, взмыл в воздух и на полной скорости направился в сторону города. Даже если брат вздумает преследовать на крыльях, то догнать меня ему не светит — я гораздо быстрее.
Сев на одну из крыш, я почистил запачканную во время моего судорожного бегства одежду и привёл в порядок волосы. Даже собственное семейство не престаёт удивляться, как я могу летать, когда они распущены. Объяснить — не объясню! Нет, я, конечно, могу сейчас развести демагогию, пуститься в метафизические рассуждения на два часа, но объяснять всё это нудно, долго, а главное — всё равно не понятно. Скажу только, что они не лезут в глаза. Я их «приучил» не мешать в полёте. Это всё — от движения кончика пера в крыле, до наклона головы и чего-то большего, чего-то неуловимого. Вот когда от их порядка моя жизнь не зависит — постоянно попадаются под руки и вообще жутко мешают! Но в полёте или в бою — никогда.