Крыло беркута. Книга 2 - страница 38
Казань полна слухов, Казань тревожится, гудит в предчувствии грядущих бед.
А город, возникший возле устья Свияги, под самым носом Казани, принимает стрельцов и ратников, прибывающих из глубин Руси — их уже не сотни, а тысячи. Русские подвозят оружие, и не только пищали: Кужакова разведка углядела и пушки.
Внутри городка продолжается строительство. В Казань поступила весть: там появились кузницы и еще какие-то строения непонятного назначения.
Городок, казавшийся поначалу кочкой, о которую можно невзначай споткнуться, грозил теперь сбить с ног. Кулшариф взывал:
— Надо немедленно обратить гнездо кяфыров в пепел и прах!
Конечно, можно было бы в недоступном глазу русских месте переправить войско через Идель и неожиданно напасть на городок. Вполне вероятно, что нападение оказалось бы успешным — стерли бы городок с лица земли. Но казанцев одолевали сомнения: а вдруг как раз в это время царь Иван ударит по воротам Казани? Как ей выстоять без войска? Нет, распылять силы никак нельзя.
— Нельзя забывать, что урусы непременно подступят к Казани, — горячился Кужак. — Я готовлю войско, чтобы взять царя Ивана за горло у стен города!
В тот самый момент, когда в ханском дворце шел шумный разговор о городке на Свияге, его участникам было сообщено: в Казань прибыло посольство из… Москвы.
— Что за посольство?
— Князь Оболенский с Шагали-ханом.
Весть эта заставила Суюмбику вздрогнуть.
Мысли правительницы заметались: «Естественно, что для переговоров послан князь-урус, но что значит появление здесь Шагали-хана?..»
Однако послы не подлежат казни. Послов должно выслушать.
Оказалось, послы прибыли с предложением царя завершить длящуюся долгие годы войну без нового кровопролития.
— О желании нашего великого государя казанцы были уведомлены еще при жизни хана Сафа-Гирея… — Князь Оболенский говорил неторопливо, дабы толмач успевал обдумать его слова и точно передавал их смысл. — Однако хан Сафа-Гирей не внял разуму, поставив превыше безрассудство…
Сеид Кулшариф взвился:
— Не тревожь душу покойного! Сафа-Гирей-хан, чье место ныне в раю, обладал державным умом!
Князь с присущей послам выдержкой продолжал негромко:
— Я прибыл, чтобы передать предложение своего государя великой ханше Суюмбике. Важно ее согласие…
Прозрачный намек заставил Кулшарифа приглушить голос, однако он все еще не унялся, опять перебил посла:
— И ханбика наша, слава аллаху, не из тех, кто забывает установления правой веры.
Суюмбика спокойно, будто ничего не произошло, спросила:
— Какие условия ставит царь урусов?
— Государь, царь и великий князь московский и всея Руси Иван Васильевич ставит условия не тяжкие: ханство сохраняется под крылом Москвы, хан казанский должен присягнуть на верность московскому государю. Хана выбрать вольны вы сами, однако занять трон он может токмо с согласия русского царя.
Приглашенные на встречу с послами, придя в возбуждение, забыли о приличиях. Поднялся гвалт:
— Это как же?
— Выходит, править нами будет царь Иван?!
— Своими руками отдать ханство ему?!
— Нет и нет!
— Не спеши, надо подумать.
— Да-да, ямагат! Не лучше ли так, чем лить кровь человеческую!
— Нет, нет и нет!
— Коль он придет с войском и возьмет верх, мы все, ямагат, пропадем и Казань зачахнет!
Наряду с решительно отвергавшими условия русского царя были люди, воспринявшие их благосклонно, с надеждой на перемены к лучшему. Возможно, колеблющиеся примкнули бы к последним, если бы сам князь Оболенский не испортил дела.
— Государь наш в доказательство искренности своих намерений прислал к вам Шагали-хана, уже сидевшего на казанском троне, — сказал князь. — Коль вы сочтете это приемлемым, он может остаться у вас хоть с сегодняшнего дня.
И тут все сразу примолкли. Каждый из сеидов, мурз, беков, только что кричавших и чуть ли не вцепившихся уже в воротники друг друга, прежде всего подумал о том, что его ждет, если на трон опять сядет Шагали-хан. Большинству его возвращение ничего доброго не сулило, для многих это обернулось бы печальным концом. Поэтому все свидетели этого тяжелого разговора в душе отвергли ставленника русского царя.
Молчание нарушила Суюмбика.