Крылья мужества - страница 12
Хромуша завладел этой кельей, покинутой уже много лет тому назад, вероятно оттого, что холм осыпался. Он положил на скамью узелок свой, нарезал сухой травы и устроил себе из нее постель.
— Теперь, — думал он, — ни портной, ни тетушка Лакиль никогда не отыщут меня. Я славно заживу здесь! Вот если бы только была у меня здесь хоть одна корова из нашего стада, мне было бы повеселей.
Он задумался о коровах, которых, впрочем, никогда особенно не любил; ему взгрустнулось; делать ему было нечего, так как хлеба у него было достаточно еще дня на два, и он решился не выходить из дюны, пока, по его соображениям, портной мог быть в окрестностях; со скуки он залег спать, хотя было еще светло, и проспал до вечера. Проснувшись, он обрадовался темноте, потому что впотьмах портному было труднее найти его, и вышел из пещеры. Перед нею был овраг, поросший травой и испещренный множеством цветов.
— Это будет мой садик, — решил Хромуша и стал прогуливаться по этому странному садику.
Овраг был окружен почти прямыми скатами холма, так что из него был виден только клочок неба. Хромуша был в нем точно в норе. Он не помнил, с которой стороны попал в него, и задумался о том, как же он выберется оттуда, когда захочет выйти из своих владений?
Теперь усталость его прошла, он был сыт и спокойнее духом и в первый раз в жизни принялся соображать и размышлять. Он сообразил, что так как в пещере кто-то жил, то непременно должен быть какой-нибудь путь, которым приходили и уходили оттуда. Он решил также, что море должно быть где-нибудь близко, потому что он находился в глубине дюны, далеко от тропинки, прорезывающей ее почти посредине той самой тропинки, по которой он убежал от портного. Но отчего же не было видно моря? Овраг поворачивал несколько вправо. Хромуша пошел влево и скоро пришел к невысокой стене, очевидно сделанной рукою человека; в стене было пробито отверстие; мальчик взглянул в него и увидел море футов на сто ниже того места, где он стоял. Из-за темных туч выплывала луна. Хромуша очень обрадовался, что море было близко, так что он во всякое время мог любоваться на него и слышал плеск его волн, этот плеск станет убаюкивать его, и под мерный ропот его он станет спать в пещере гораздо спокойнее и безопаснее, чем на Черной Корове, которая вся дрожала от напора волн. Он внимательно осмотрел внутреннюю стену утеса; в этом месте дюна была так тверда, что ее можно было назвать утесом. Стена была совершенно отвесная и неприступная. Человек, живший здесь когда-то, должно быть, также скрывался, потому что пробил себе сторожевое окно в таком диком и крутом утесе.
Потом Хромуше захотелось посмотреть другой конец этого оврага, в котором он был заключен, и пошел было туда, но вдруг ему загородила дорогу глубокая расщелина в совершенно прямой естественной стене.
При свете месяца, полузакрытого тучами, мальчик старался отыскать тот путь, которым попал в овраг. Ощупью пробрался он около расщелин по грудам осыпавшейся и загромоздившей их земли; но дорога эта оказалась так опасна, что он решился отложить поиски до утра. Луна все более и более заволакивалась тучами, но надо рвом было еще не совсем темно. Хромуша пробрался в пещеру по окраине своего садика; ему не хотелось спать, но ему было скучно в темной пещере; он думал, что маленькие духи прилетят утешить его своим пением, но вокруг него раздавался только глухой рев разыгрывающейся бури; мальчик заснул тревожным сном.
Он, обыкновенно, спал так крепко, что никогда не видал снов, а если и видел когда, то не помнил. Но в эту ночь ему много грезилось. Он видел, будто ходит по дюне и никак не может выбраться из нее; потом вдруг он очутился как-то в родительском доме, отец его считал деньги и все твердил: “Восемнадцать, восемнадцать, восемнадцать!” Дуси предлагал портному восемнадцать ливров за первый год ученья Хромуши, а портной хотел двадцать. Отец Дуси крепко стоял на своем и все твердил: восемнадцать да восемнадцать, до тех пор, пока портной не согласился. Тогда Хромуша почувствовал, как на него опустилась безобразная, крючковатая рука портного; он вскрикнул от ужаса и проснулся.