Крылья надежды цвета индиго - страница 15
Интерес к ней Пата она понимала, вот только сейчас ей это было не нужно. Она не знала, что с ней будет через день и вообще что делать. Ее предвидения были спонтанны и не зависели от ее желания. Вот если б она прошла посвящение…
***
На обед они расположились прямо у дороги, давая отдых себе и лошадям.
- Ты когда-нибудь сама пыталась полностью преображаться? – спросил Гирон, сделав знак сыновьям отойти. Они слушались его беспрекословно.
- Нет, - засмущалась Таннис, - я всегда стараюсь сдерживать это. А вот когда злюсь, это прорывается. Сначала только руки, а вот недавно и лицо, - Таннис нахмурилась, вспомнив какой ужас был на лицах наний, когда она не сдержала себя. Закрывшись у себя в комнатке и глядя в маленькое зеркальце, она не видела ничего настолько ужасного. Ну, чешуйки, ну, появились. Но ведь она же осталась всё той же – доброй и терпеливой. Она даже не набросилась на Олу, когда та ее толкнула в грязь, даже не сказала ее злого слова. Хотя в душе бурлили такие страсти. Если бы глупая Ола не испугалась и не отскочила в сторону, Таннис не уверена, что могла бы еще быть такой доброй. Злость в тот момент рычала в ней огромным страшным зверем.
- Ты уже поняла, что в тебе наша кровь. Поэтому я кое-что хочу тебе объяснить. Чтобы преобразиться, нужно приложить усилие. В первый раз очень много, но с каждым разом это начинает получаться проще и привычнее. Мы учим детей, помогаем им преодолеть первую боль превращения. Разделяем ее с ребенком. А тебе никто не помогал. Ты даже пыталась загнать это глубоко вовнутрь. Но это не поможет. Тебе, все равно, придется смириться с этим. И тогда ты поймешь как это прекрасно.
Таннис слушала, опустив голову. Трудно перевернуть свои представления о правильности поступков с ног на голову.
- Давай я помогу тебе, потренируйся со мной.
- Нет, - резко сказала девушка, вскакивая на ноги, - Не сейчас. Я просто еще не готова. Может завтра.
***
Деревня неожиданно появилась из-за поворота. Лес расступился, и десяток белых домиков под соломенными крышами выглядел совсем так же как на картинке в учебнике.
- Ну, вот и передохнем, - сказал Гирон, подгоняя коня, - Надеюсь, Лерон уже предупредил Тарбарна. Он здесь старшина деревни. И мой боевой друг. А еще он почти такой же старый, как и я.
- Нет, старым вы не выглядите. Только седина в волосах.
- А у нас как раз седина и является единственным признаком возраста. Вот как побелеет последний волос на моей голове, так и не станет меня. Но это еще не скоро. Тумары, если не умирают в бою, живут до пятисот лет. А твои старейшины сколько?
- Почти столько же, у кого как получится, - смутилась Таннис. Все-таки Гирон запомнил сказанные ею невзначай слова.
За околицей их уже встречали. Впереди стоял матерый мужик. Единственный глаз глядел пристально, а улыбка, из-за шрама почти через всё лицо, казалась оскалом. За его спиной стояли еще три молодых тумара, каждый на голову ниже предыдущего. Лер стоял справа, уже в человеческом образе, выставив вперед ногу и скрестив руки на груди.
- Это правда? Ты везешь в столицу эргару? – вместо приветствия прорычал старший встречающий.
- И тебе привет и всего самого лучшего, - с усмешкой произнес Гирон.
- Госпожа-эргара, приветствую вас в своей деревне, простите, если не смогу устроить вас как вы достойны.
Ну вот, подумала Таннис, сейчас и этот упадет. Да, тумар упал на колено и опустил голову.
- Пусть солнце освещает твой путь, а ночь дарует отдых, – по привычке произнесла Таннис и осеклась, не закончив фразу. Мысль, что она теперь ни нания, царапнула где-то внутри.
- Да, конечно, отдых, - подскочил тумар, - Меня зовут Тарбарн – я старшина этой деревни, а это мои сыновья - Милбарн, Дикбарн, Трэгбарн.
Парни кинулись к лошадям, и повели их под уздцы в направлении деревни, а Таннис хмыкнула, у этих имя рода - Барн, вот уже и потихоньку разбираюсь.
***
В большой светлой избе было тепло, пахло едой и травами. У печи хлопотала крупная все еще привлекательная женщина. Она лихо вытащила из устья печки большой чугунок и со стуком поставила его на середину крепкого стола. Аромат картошки с мясом наполнил весь дом. Заставив наполниться рот вязкой слюной. Ломоть хлеба и глоток воды, что считались обедом, давненько упали в желудок и растворились там бесследно.