Крымское танго - страница 4

— Да-а, вчера вся контора на ушах стояла, надо было как-то попытаться распутать заплетающиеся извилины, — виновато пробурчал Сергей.

— Ладно, давай вставай, умывайся, пей свой кофе и пошли. Термос и бутерброды я уже приготовила.

За те тридцать минут, что Сергей успел урвать себе на обдумывание ситуации, он сумел четко сформулировать всего одну мысль: почти ничего в своей жизни в ближайшие двадцать лет он менять не намерен. Ничего существенного. Да, кое-что надо будет попытаться поменять, но только для того, чтобы улучшить или усовершенствовать полученное и достигнутое. Там, через двадцать… ну хорошо, хорошо, через восемнадцать лет вперед и один год "вбок", если быть точным, и у него самого, и у всей их семьи было всё или почти всё, что было нужно для спокойной, счастливой жизни.

Мороз был совсем слабенький, со снегом в лесу все было в порядке, так что гулялось и каталось очень даже неплохо. Еще лучше думалось. Как ни прокручивал, как ни просчитывал Сергей разные варианты, получалось, что лучше проторенной дороги ничего не прорисовывается. К тому же, как оказалось, вспоминались прошедшие, точнее, предстоящие годы как-то странно. Казалось бы, если ты знаешь события предстоящих лет, живи, радуйся и пополняй счета. Ан нет! Он помнил все, что происходило либо с ним самим, либо с детьми. А вот из остальных событий он помнил только то, что было связано с сильными личными переживаниями. Помнил "свои" события 9/11, потому что в одной из башен чуть не погиб Родион — один из его ближайших друзей, уехавший в Штаты за полгода до этого. Уехал один, без семьи, жена Люба с сыном остались в Москве. Он рассчитывал прилетать как минимум раз в две недели, занимаясь одновременно сразу тремя довольно крупными российско-американскими проектами, став к этому времени крутым айтишником, и крутился буквально как пропеллер в режиме форсажа. Помнил арест в "своем" октябре 2003-го Ходорковского, потому что накануне — двадцать четвертого — одновременно свалились с жуткой температурой и желудочными "прелестями" мама, сестра и тетушка. Все трое загремели в больницы и провалялись там две недели. Причем тетушке стало плохо по дороге домой, так что попали они в разные больницы и Сергею приходилось мотаться в разные места — из офиса в Хамовниках на Каширку к маме и сестре, потом на Волоколамку к тетушке и обратно на работу. Перепугался он тогда не на шутку, посчитав, что произошла какая-то семейная фигня по женской линии и что-то подобное может угрожать дочери. К счастью, довольно быстро выяснилось, что все было до банальности и анекдотичности просто — грибочков одних и тех же наелись. Собранных и засоленных еще позапрошлым летом. Как эта несчастная банка сохранилась и зачем ее поперла с собой тетушка, приехав в гости к сестре, история благоразумно умолчала.

Помнил он и, так сказать, "свое" "покорение Крыма". Помнил всю ту вакханалию ругани, взаимных обвинений, угроз и санкций, заполонивших не только Россию и Украину, но и весь мир. Помнил потому, что опять едва не потерял друга. Тот уехал на Украину в начале "того" двенадцатого года, поддавшись уговорам киевских родственников расширять свой строительный бизнес именно с ними. И через год с небольшим попал, что называется, под раздачу, оказавшись в неудачное время в неудачном месте. Результатом стали пара трещин в позвоночнике, перелом трех ребер и ноги. Сергею пришлось участвовать чуть ли не в войсковой операции, перевозя Алексея в Москву. Лешкины жена с дочкой даже жили у них почти два месяца, пока тот валялся в больницах и реабилитационных центрах. Совместными заботами и молитвами он встал таки на ноги, но ходил в тех пор с тросточкой.

А вот все, что происходило в мире между этими событиями, не вспоминалось никак. Ну вот совершенно. Ни курсы валют, ни цены на нефть, ни значения биржевых индексов. Ни-че-го. Хотя просто обязаны были. Видимо, существенная часть информации вылетела из головы в процессе чихания.

"Да уж, — сокрушался он, — как бы "блондинкой" не стать", — некстати вспомнив "грустный" и немного глупый анекдот: