Крыса Разумная - страница 10

И Тихоня решил вести себя не как отрок, но как муж – пусть даже он и не знал в точности, что это значит.

Вдали шумели морские волны. Солнце поднималось над туманным краем воды. Оно было огромным, зловеще-багровым и ослепительно ярким.

– Ах, я вся обгорю! – капризно сказала Белянка.

И тут Тихоскок повел себя, как настоящий мужчина. Он отгрыз ножку огромного лопуха, насадил ее на гладкую хворостину, и получил настоящий зонтик. Белянка взяла зонтик в руки и с восхищением посмотрела на друга. «Надо же, я и не знала, что ты это умеешь!» – читалось в ее взгляде.

– Побежали к морю! Там рыбачий поселок, в нем живет мой знакомый! – командирским голосом выпалил он.

Неожиданно на лицо Тихоскока упала тень. В первый миг он подумал, что это Белянка махнула над ним своим самодельным зонтиком. Он взглянул на нее и увидел, что она стоит в трех шагах от него. Тень исчезла, ослепительное солнце ударило в глаза, а затем снова скрылось. Он поднял голову: из глубины бездонного неба на него падал стремительный ком перьев и мускулов. Впереди торчал клюв: хищно изогнутое, жестокое орудие убийства.

– Ястреб! Спасаемся! – суматошно взвизгнула Белянка.

Инстинкт заставил его сжаться в комок и отскочить в сторону. Крылья гулко хлопнули у него над головой, тень скользнула по земле и пронеслась мимо. Хищник промахнулся и не смог ухватить его, а Белянку, спрятавшуюся под лопухом, он не заметил. Тихоня забился в густые заросли жестких колючек и крикнул подруге:

– Не вылезай из-под листа!

Сердце отчаянно колотилось, на лбу выступил пот, шерсть встала дыбом. Хищник не думал отступать: он заложил вираж и начал облетать кругом, высматривая добычу. Тихоскок не выдержал и дал деру. Высокая трава над головой заколыхалась и выдала его. Ястреб заметил движение и тут же устремился вниз.

– Тихоня, беги! – заголосила Белянка.

Она отбросила самодельный зонтик и сама бросилась наутек. Вдвоем они ринулись, куда глаза глядят. Неожиданно заросли густой травы кончились, и беглецы оказались на голой проплешине. Ястреб тут же заметил их и начал снижаться. Его клюв щелкнул у Тихоскока над самым ухом. И тут Тихоня заметил заброшенную нору. Она выглядела дико и неприглядно: осыпавшиеся своды, земляной пол, грязные стены. Но деваться было некуда, и он бросился внутрь, даже не думая, кто может встретиться в темноте. Белянка юркнула за ним вслед. Хищник приземлился, грозно хлопнул крыльями и заглянул во вход. Его круглый глаз – невыразительный, лишенный мысли и чувства, глаз настоящей летающей машины для убийства – бешено вращался, высматривая добычу. Но беглецы были уже далеко: они пробирались на нижние ярусы, царапая шкурки и обдираясь о стены.

Нора была явно рассчитана не на благородных крыс. Карабкаться по ней было ужасно неудобно: видимо, ее вырыли суслики или какие-то другие степные животные. И все же тут, в темноте, беглецы чувствовали себя, как дома. Их острые усики ощупывали тесные стенки, и благодаря им они запросто обходились без зрения.

– Тихоня, я за тобой не успеваю! – пожаловалась Белянка.

Оказалось, что чувствительность ее усиков снижена. В комфортных городских переходах эта особенность никак не проявлялась, но тут, в грубой сельской подземке, сразу же дала о себе знать. Зато Тихоскок расхрабрился. Он чувствовал себя первооткрывателем, нащупавшим новые земли. Он даже начал в уме прикидывать карту этой норы и мечтать о том, как нанесет ее тушью на ароматный пергамент, за что удостоится награды Географического общества, а может быть, даже звания Почетного Первопроходца.

– Белянка, а ты не знаешь, у Первопроходцев есть иммунитет к судебным преследованиям? – спросил он, обернувшись. – Что-то я не припомню, чтобы кого-то из них грызла инквизиция.

Они поворачивали из одного коридора в другой, но врожденное чутье уверенно вело их на юг, в сторону моря. Пару раз на пути им попались вертикальные шахты, ведущие прямо вверх, и наконец впереди замаячил широкий выход, в который ярко светило дневное солнце.

– Давай подождем вечера, – взмолилась Белянка. – Днем даже по городу гулять опасно, а по Дикому полю бродить в это время – и вовсе самоубийство.