Кто и почему запрещал роман «Жизнь и судьба» - страница 12

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 250, лл. 4–6).

Никаких резолюций на этом документе не сохранилось. Видимо, партийные бонзы не хотели оставлять никаких следов на документах с предложениями о репрессиях, но устно разрешили Шелепину действовать по его усмотрению.

7. Арест рукописи

Литературоведы в штатском заявились к Гроссману 14 февраля 1961 года. На следующий день главный чекист доложил:

«ЦК КПСС

Докладываю, что 14 февраля с.г. Комитет государственной безопасности на основании постановления, санкционированного Генеральным прокурором СССР, произвёл обыск на квартире писателя Гроссмана.

В результате обыска было изъято 7 экземпляров машинописного текста антисоветского романа Гроссмана «Жизнь и судьба», причём четыре экземпляра романа изъяты у него на квартире и один экземпляр – у двоюродного брата Шеренциса В.Д. У Гроссмана изъяты также черновые записи и рукопись романа.

Во время обыска Гроссман никаких претензий по поводу изъятия романа не высказывал. Однако он выразил сожаление по поводу того, что теперь лишён возможности работать над романом с целью устранения обнаруженных в нём недостатков, и подчеркнул, что подобных прецедентов с изъятием рукописей писателя он не знает.

После обыска Гроссман в кругу своей семьи высказывает предположение, что теперь за ним будет организована активная слежка, которая, по его мнению, может завершиться либо высылкой из Москвы, либо арестом.

Председатель Комитета госбезопасности А.Шелепин»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 250, л. 7).

Гроссман глубоко переживал конфискацию своей рукописи. Он понимал, что следующим шагом может стать арест уже его самого. Но в 1961 году у писателя уже не было того страха, который чуть не парализовал его в начале 1953 года. Гроссман не собирался отказываться ни от романа, ни от тех идей, которыми он напичкал своё сочинение. Писатель стал добиваться приёма в ЦК КПСС.

Встреча была назначена на первое марта 1961 года. От ЦК в ней участвовали завотделом культуры Д.Поликарпов, заместитель завотделом А.Петров и инструктор Ал. Михайлов. Через три дня после беседы три партфункционера доложили партийному руководству:

«В ходе этого разговора В.Гроссман сказал, что просьба о встрече вызвана чрезвычайно тяжёлыми событиями в его жизни, связанными с его книгой «Жизнь и судьба». Он заявил, что писал роман около десяти лет, писал, как ему кажется, правду своей души, своих мыслей, своих страданий и что от этой правды не отступал. При этом Гроссман заметил, что, когда он сдал рукопись романа в редакцию журнала «Знамя», он не тешил себя надеждой, что роман пойдёт легко, не вызовет замечаний, возражений, а предполагал возможность поправок, доработки, а затем принятия к опубликованию. Но рукопись была отвергнута целиком.

На вопрос о том, что он в данное время думает о содержании своего сочинения, как его оценивает, Гроссман ответил, что, по его мнению, эта книга нужна нашему читателю. Литература должна жить только правдой, какой бы тяжёлой она ни была, сказал он. Лакировка к добру не приводит. Возникают такие фигуры, как Ларионов. Книга эта, добавил он, продиктована любовью к людям, к их страданиям, верой в людей. Мне казалось, что, практически работая с редакцией, книгу можно было бы сделать приемлемой для печати.

Далее Гроссман говорил об изменениях в жизни страны после 1953 года и ХХ съезде партии, как величайшем и светлом событии в нашей жизни. По его мнению, надо было рассказать о прошлом и что книга обращена не только в прошлое, но и в настоящее. Гроссман высказал просьбу, чтобы с его рукописью познакомился товарищ Хрущёв Н.С.

То, что произошло со мной, сказал он, беспрецедентно и что его сейчас тревожит вопрос о том, будет ли он издаваться, будут ли его работы печататься в журналах, газетах, будет ли издаваться собрание сочинений.

На замечание о том, что его дальнейшая судьба как писателя будет зависеть от него самого, от его гражданской, общественной позиции, Гроссман ответил, что в большом и трагическом труде он исчерпал свою боль, что эта тема уйдёт и, вероятно, ушла от него, что жизнь теперь богата другими событиями. Но в то же время Гроссман добавил, что он не отрекается от того, что написал, что это было бы нечестно, неискренне после того, как к нему применили репрессии. Ссылаясь на Блока, который говорил, что у писателей не бывает карьеры, а бывает судьба, он сказал, что такова, видимо, его судьба.