Кто и почему запрещал роман «Жизнь и судьба» - страница 8
Не подкачал бдительных редакторов и Виктор Панков, начинавший свою литературную карьеру после войны в отделе литературы газеты «Правда» под началом как раз Кожевникова. В отличие от других рецензентов он не ограничился только обличениями. Критик предпринял попытку проанализировать текст. Но под конец и он сбился на риторику. Панков, завершая разбор рукописи, заметил:
«Я знаю, что автор не согласится с моими критическими замечаниями. Я и не рассчитываю на его согласие, ибо мы стоим на противоположных позициях. Но нельзя не говорить о том, что он отбрасывает все принципы историзма. Отбрасывает совершенно когда речь идёт о таких людях, как Бухарин, Троцкий, Рыков, Каменев и другие. Они выступают тоже «просто как люди», при полном забвении того, что они выражали определённые политические взгляды.
Отбрасывает и тогда, когда по существу возвращается к чепыжинской теории квашни из романа «За правое дело». Ведь казалось, что вопрос этот ясен: автор переделал роман «За правое дело», в особенности главу 38, где, в новом тексте (книжном, а не журнальном) устами Штрума убедительно раскритиковал чепыжинскую схему квашни (она уподоблялась историческому процессу), в которой будто бы поднимается наверх то тесто, то мусор, то есть побеждают то добрые, то злые силы в истории. В новом романе эта схема фактически возрождена (правда, без упоминания о ней). А более того, она распространена теперь не только на гитлеровское государство, но и наше. И так распространена, что теперь Сталин и всё сталинское изображены так, что гитлеровцы выглядят какими-то овечками. Не думаю, что автор ослабил свой гнев против фашизма, не в этом дело, фашистское варварство он показал сильно в сценах уничтожения евреев. Но так как центр обличения переместился на наше государство, то и картина получилась крайне искажённой. И она не могла получиться иной, ибо к ней ведёт вся концепция тоталитаризма <…>
Пусть автору не покажется, что его роман чрезмерно смел – он прежде всего неправдив по отношению к тому народному, правому делу, о котором автор писал раньше. Роман исторически необъективен. Он может порадовать только наших врагов. С большим сожалением приходится писать всё это, но принципы есть принципы»
(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 120, лл. 87–88).
Тут лучше бы Панков никого не смешил. О каких принципах он вёл речь? Все знали, что пределами его мечтаний были защита докторской диссертации и кафедра советской литературы в Литинституте.
5. Первоначальная позиция Старой площади и Лубянки
Заручившись нужными отзывами, Кожевников побежал в ЦК. Выходить непосредственно на Суслова он побоялся, решив сначала обо всём доложить заведующему отделом культуры Д.Поликарпову.
Уже 9 декабря 1960 года Поликарпов подписал следующую справку:
«Писатель В.Гроссман представил в журнал «Знамя» рукопись своего сочинения «Жизнь и судьба».
Это сочинение представляет собой сборник злобных измышлений о нашей действительности, грязной клеветы на советский общественный и государственный строй.
В интересах дела представляется необходимым, чтобы редколлегия журнала «Знамя», не ограничиваясь отклонением рукописи, провела с Гроссманом острый политический разговор. Необходимо также, чтобы в этом разговоре приняли участие руководители писательских организаций тт. Соболев, Марков, Щипачёв. Важно, чтобы сами писатели дали понять Гроссману, что любые попытки распространения рукописи встретят непримиримое отношение к этому литературной общественности и самое суровое осуждение.
Прошу согласия высказать такую рекомендацию тт. Кожевникову, Соболеву, Маркову, Щипачёву.
Зав. Отделом культуры ЦК КПСС
Д.Поликарпов»
(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 120, л. 70).
В тот же день, 9 декабря о скандале стало известно Суслову. На письме Поликарпова сохранилась помета, сделанная одним из помощников Суслова – Вл. Воронцовым: «Тов. Суслову М.А. доложено. Возражений нет».
Судя по всему, Суслов надеялся ограничиться профилактическими беседами. Он не хотел, чтобы в это дело вмешались ещё и правоохранительные органы, и тем более чекисты. Наученный горьким опытом, Суслов рассчитывал погасить скандал чисто аппаратными методами. Ему в своё время хватило одного «Доктора Живаго» Пастернака.