Кто кому близнец? Как было на самом деле - страница 2

По свидетельству известного высокопоставленного номенклатурщика Л.Кучмы, к 1980-м годам "советская экономика пришла закрытой, теневой и предельно бюрократизированной – и тогда же значительная часть собственности, которая продолжала называться государственной, по сути, перестала быть таковой: многие из тех, кто сидел в партийных кабинетах и имел доступ к управлению и хозяйствованию, сделали всё, чтобы стать владельцами – пусть не юридическими, но реальными, того, чем они распоряжались (выделено мной. – С.С.). Позднее советское государство уже не могло управлять всей своей собственностью". Вспоминаю "дело трикотажки" и самоубийство первого секретаря Львовского горкома партии Овсянко, связанное с ним – с его личным "делом", то есть бизнесом. Вот где пример "жадности" (уже не "предельной", а запредельной), что, согласно поговорке, фраера сгубила, которой Вице-Президент наделяет дореволюционную элиту и в которой отказывает элите, принесённой "великой, прекрасной, очистительной волной". А вот "бриллиантовая жадность" Галины Брежневой папочку даже не поколебала. Не тот был класс у Брежневых в компартийной "Табеле о рангах", что у Овсянок. Подчёркиваю: я говорю не о всей почти 20-миллионной партии коммунистов, простых людей с обычными достоинствами и недостатками, а о её верхушке в несколько сотен тысяч партийных генералов и привилегированных функционеров, которая на разных уровнях, от районного до общегосударственного, жёстко управляла страной, допуская рядовых партийцев к решению второстепенных вопросов местного характера, позволяя им "одобрять и поддерживать" решения вышестоящих органов.

Теперь перейду от "жадности" к "исключительной продажности" (также по В-П). Дворянству феодальной эпохи потребовались столетья (!), чтобы оно стало превращаться из служилого сословия, выплачивающего "налог кровью", в паразитирующий на народном теле класс со всеми бросающимися в глаза язвами, в том числе продажностью. Но наряду с этим мы видим и в XVIII, и в XIX, и в начале XX века несчётные, яркие, великие примеры верности долгу и присяге, честного, самоотверженного служения Отечеству на всех поприщах, примеры искупления обострённой вины, чаще надуманной, перед народом, сострадания к падшим и сирым. В войну 1914-17 годов большинство кадровых офицеров (это, в основном, выходцы из правящего класса), в том числе представители династии, осталось на полях сражений. А уцелевшие, в своём подавляющем большинстве, не изменили присяге, не продали своих убеждений за комиссарскую пайку от щедрот продразвёрстки. И большая часть белой эмиграции не пошла за теми отщепенцами, которые согласились вернуться в Россию на немецких штыках. Настроения большинства "бывших" в высочайшей степени чести, патриотизма и верности России выразил великий князь Андрей Владимирович Романов, передав через лакея генералу Власову, что не желает иметь никаких дел с изменником Родины(!!!). Первое лицо той элиты, которая наделяется Вице-Президентом всеми пороками (крайними, предельными и исключительными), проявил достаточно ума, душевной щедрости и преданности своему народу, не допустив кровопролития своим отречением от престола. Какие качества проявили большевики, уничтожая семью гражданина Николая Александровича Романова, не стоит называть. Они известны, они на поверхности.

Иному мы свидетели во второй половине 80-х – начале 90-х годов. Лишь перестали быть вне советских законов их величества Рынок и Частное Предпринимательство, как практически вся советская элита, то бишь партийно-хозяйственная номенклатура, толкаясь, как на дешёвой распродаже, стала менять партбилеты (те самые красные книжечки, что носили "под сердцем") на лицензии, дающие право действовать по-капиталистически, что ещё вчера ими же расценивалось, правда, "на публику", как преступление. Легко отреклась от т. н. развитого социализма, из которого уж кто-кто, а она-то выжала для себя всё и даже больше. От мечты в коммунизм, веселящей анекдотами. От всего марксистско-ленинского учения, известного ей по корешкам не раскрываемых томов за стеклом в кабинетах. Фактически отрекались от Родины, ибо стало незазорно поменять её на другую. А то, что родина была социалистической, так ведь сами отрекающиеся сделали её таковой. Такую продажность нельзя назвать исключительной. Она теоретически невозможна. Но практически, мы видим, всего-то за 70 лет, не за века, стала характерной для компартийной знати. Какова оказалась для неё скорость деградации!