Кто косит травы по ночам - страница 27

стр.

Работа шла. Хотелось расправиться с журнальной обязаловкой поскорее, чтобы заняться заветным: дневниками бывших ее соседок.

Вот только сейчас, через несколько лет после их ухода в мир иной, узнает Надя, что с ними было до того, как они превратились в вечных старушек.

Сумерки

Недолгий осенний день завершался. Брезжили зыбкие сумерки.

Надо бы из последних сил сходить забрать из машины оставшиеся продукты, но вместе со сгущающимся мраком подкралась к сердцу тревога и даже сожаление: не зря ли потащилась она одна в такое время в безлюдный дачный поселок?

Такого она еще никогда в своей жизни не испытывала: бояться чего-то непонятного там, где обычно всякие страхи и тревоги мгновенно отступали, стоило ступить за ворота и увидеть родные окошки.

Сейчас в голову полезли неясные страхи, предупреждающие телевизионные сюжеты. Время сейчас такое… Всякое происходит…

Нет, не пойдет она за своими коробками, перебьется тем, что есть в доме, а завтра с утра посмотрит – оставаться или драпануть назад, в город, если уж страх возьмет за горло.

Да и что город? Чем поможет город, как рассеет ее тревогу? Пусть там люди. Но от них-то она и мечтала уехать, скрыться, сбежать. После того что произошло именно в родном городе, да что там в городе – в родном доме, не очень-то хочется оставаться одной на своем этаже московской квартиры. Понять бы, что от нее хотят, кому и в чем она помешала.

Хоть бы те мужики, что заявились тогда в их дом, сказали ей лишь слово, ниточку бы путеводную дали, намек какой!

Черный ход

«Теть Надь, к вам дяденьки!»

Коммуналку у них на втором этаже расселил обладатель немалых средств: шесть квартир пришлось приобрести для прежних обитателей ради права владения будущими хоромами. Затеялся грандиозный ремонт.

Надя ждала, когда появится покупатель первого этажа. В этом случае их дом мог стать великолепным особняком на три семьи. Отремонтировали бы все вместе фасад, заказали бы кованые ворота, привратника наняли бы, как в добрые старые времена… Пока же внизу бурлила жизнь во всей ее первозданности: переругивались коммунальные соседки, затевали бесконечные игры ребятишки.

В тот день ранней осени Надя впервые наконец решилась заглянуть в чужую жизнь: заняться старинными дневниками, доставшимися ей в наследство как бесплатное и, скорее всего, никчемное приложение к ценному имуществу– комнатушкам.

Как дед ни настаивал, почему-то душа ее не лежала к этим тетрадкам, листочкам старушкиным. Не хотелось ей быть гробокопателем. Ушли– и нет их. «Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай…»

Тем более – кто они ей? Надя понимала все доводы деда, что вот если ей оставили, значит, именно ее назначили хранительницей. Он сам потому и не вникал, что завещано было не ему, а ей.

Время шло, а у нее все не находилось минуты свободной. И только когда не стало деда, послушалась его. Каждый совет теперь вспоминался как наидражайшая ценность. Что-то он знал такое, до чего ей еще жить и жить.

Вот и выбрала она тогда самую первую по датам тетрадку и пошла во дворик на давно пустующую старушкину скамеечку. Именно там, она была уверена, полагалось начинать это чтение. Но солнышко осеннее разморило, листья любимого дерева поворачивались всеми своими ненаглядными жизнеутверждающими красками, дети неустанно гомонили по-птичьи – не разберешь о чем, а слушалось хорошо.

Покой так редко случается.

Она так и не раскрыла тогда ветхую сафьяновую тетрадку.

– Теть Надь! Теть Надь! Там дяденьки! Дяденьки к вам пошли! Теть Надь! Дяденьки с черного хода к вам!

Надя не сразу и поняла, что ребятишки кричат ей. Что-то очень важное, раз бросили свои игры. Какие дяденьки? Кто к ней может пойти с черного хода?

– Вы перепутали. Это они на второй этаж, где ремонт.

Надя была расслаблена и спокойна.

– Нет, они к вам! Мы у вас на площадке прятались. А они пришли. Прям к двери. Стали отпирать! Ключами! У них ключи! А мы за вами побежали! – Дети задыхались и выкрикивали наперебой нереальную ерунду.

Надя даже сразу не поняла, что это значит: отпирать ее собственную дверь.

– Ключами, – настаивали взахлеб коммунальные птахи. – Идите, теть Надь, посмотрите сами. Хотите, мы милицию позовем?