Кто не верит — пусть проверит - страница 15

Жюль знал, что отец считает его еще маленьким и не пустит в такую поездку, знал, что мама будет плакать, но он так мечтал о далеких морях и неведомых странах, что решил уехать. Бежать. В случае, если его не возьмут юнгой, он собирался тайно проникнуть на судно и плыть зайцем. Жюль был захвачен своей мечтой, и, хотя я понимаю, что он не мог устоять перед этим соблазном и заранее радовался первому плаванию, все же это была глупость, бессмыслица, озорная выходка непослушного мальчишки. Он не представлял себе, как тяжела и опасна работа юнги, и не подумал, какое огорчение и обиду нанесет своим родителям. Его пожитки были с ним, и, выйдя из «Заокеанской компании» с документом юнги, он направился прямо на шхуну. Дело было к вечеру. На судне зажгли красные и зеленые фонари. Лучи маяка то и дело скользили по морской глади. Жюль не явился к ужину. Вместо него у двери позвонил старый моряк Мариус, знакомый отца, южанин, уроженец Тулона. Он мял в руках синюю морскую шапку с красным помпоном. Мариус был смущен и походил на фискала в школе. А ябедничать стыдно! Но другого выхода не было. Дело шло о счастье семьи его приятеля Пьера Верна, а возможно, и о жизни их маленького озорника Жюля. В конце концов он выложил все: Жюль нанялся юнгой на шхуну «Корали», которая вот-вот снимается с якоря. Вместе с месье Пьером они побежали в порт. «Корали» уже плыла по широкому устью Луары к морю.

— И он в самом деле убежал?

— Да. Убежал. Убежал из дому. Но его отец, месье Пьер Верн, с моряком Мариусом сели в лодку и нагнали их в Пембефе, где, на счастье, судно брало какой-то груз. Отец Верна зашел к капитану, и через четверть часа юнга Жюль Верн, плача, выходил на берег. Так закончилось первое приключение знаменитого автора приключенческих романов для юношества.

— Бедняга! А ему досталось?

— Сам понимаешь, что за такую глупость похвалить его не могли. Месье Пьер Верн был строг, и, конечно, без наказания дело не обошлось. Жюлю пришлось пообещать никогда больше не отправляться в путешествия, разве что в мечтах.

В Ржичках некоторые вещи кажутся невероятными и невыполнимыми, потому что они нарушают нормы поведения, которых хотя никто и не устанавливал, но придерживается каждый. Например, просить мужа бриться ежедневно может только супруга, которая живет здесь недавно. Поэтому не только моя жена, но и Кнопка удивились, когда в ответ на ее просьбу надеть галстук я не разразился гомерическим хохотом, а открыл шкаф, достал галстук-бабочку в крапинку и сказал:

— Пожалуйста, я невозмутим, как англичанин.

Кнопку, конечно, заинтересовала не моя психология, а почему именно я «невозмутим, как англичанин».

Как вы уже заметили, Кнопка в этих вопросах весьма обстоятелен.

— Потому что англичане, жители островов, существенно отличаются от жителей материка многими хорошими и плохими чертами характера. Одна из них — невозмутимость, которую англичанин сохраняет или делает вид, что сохраняет — а это, кстати, очень трудно в минуту раздражения — даже в ситуациях крайне сложных и перед лицом самых неожиданных и потрясающих событий. Англичанин, встретив, скажем, ночью тигра на самой оживленной лондонской улице Пиккадилли, и бровью не поведет, а сделает вид, будто нет ничего необычного в том, что в три четверти двенадцатого наряду с идущими из театров зрителями и лондонскими полисменами двухметрового роста, которых называют «Бобби», по улице расхаживают и тигры. Ты помнишь Филеаса Фогга, члена Реформ-клуба, проживавшего в Лондоне на Сэвиль-Роу, номер семь, который в 1872 году, точнее двадцать первого декабря в восемь часов сорок пять минут вечера, закончил путешествие вокруг света за восемьдесят дней?

— Да, это написано у Жюля Верна. Но что в этом особенного? Теперь советский или английский реактивный самолет шутя облетит земной шар за сорок восемь часов даже там, где он шире всего, — по экватору.

— Но Филеас Фогг совершил свой путь, преодолев бесчисленные препятствия, непредвиденные случайности, превратности судьбы и страшные опасности с такой чисто английской невозмутимостью, что об этом стоило написать.