Кто придет на «Мариине» - страница 14

стр.

Таким образом, времени, удобного для передач, было немного. Хотя тревоги случались почти ежедневно, самолеты не всегда проходили над городом, да и сам перелет занимал считанные минуты. Фотографии же пересылались каким-то иным, неведомым ему, путем.

Было сказано, что как только он хорошо «приживется», получит еще одну нить связи — через Росмайер.

Когда это должно произойти, решал Руководитель.

Росмайер должна стать «невестой» Отто, и он хорошо запомнил все, что относилось к словесному портрету: рост — 165 сантиметров, брюнетка с голубыми глазами…

Отто с нетерпением ждал разрешения на «знакомство» с будущей «невестой». Он чувствовал необходимость хотя бы ненадолго увидеться со своим человеком, поговорить с ним, побыть самим собой. В целях конспирации ему было запрещено вступать в какие-либо разговоры со священнослужителем Мариенкирхе, и поэтому он так ждал встречи с Кристой.

Часы на ратуше пробили половину восьмого, и Отто направился к Мариенкирхе.

Во время утренней службы людей было совсем мало. В неотапливаемом помещении собора над лицами молящихся струился от дыхания пар. Сыростью и холодом веяло от стен.

Вскоре к нему подошел служитель, протянул молитвенник. Отто положил его рядом с книгой Розенберга. Раскрыл молитвенник и поменял в нем закладку.

Дома Енихе достал из чемодана пачку носовых платков, вынул один из них, пропитанный специальным химическим раствором, и стал протирать им закладку. На ней проступили знаки шифра: «Там же, с семи до восьми». Это было разрешение на «знакомство» с Кристой.

Глава седьмая

От пассажирского причала в Постлау рукой подать до маленького ресторанчика, вернее, пивнушки под названием «Черный медведь». По Крепелинерштрассе вы подниметесь немного наверх, свернете налево в первый же проулок и сразу увидите дубовую резную дверь, а над ней сидящего медведя с пивной кружкой. Медведь, конечно, не живой, это только искусно сделанное чучело, но крепко хватившие моряки не раз принимали его за настоящего.

Так уж сложилось, что завсегдатаями этой пивнушки стали моряки дальнего плавания. Здесь цены были повыше, в расчете на «толстый» карман тех, кто подолгу болтается в море и вольно или невольно вынужден копить деньги до прибытия в порт. В «Черном медведе» всегда можно было найти и первоклассное пиво, и лучшие коньяки, а в искусстве приготовления братвурст[7] повар «Черного медведя» не имел себе равных.

Внутри все здесь было просто, непритязательно: низкие, прокопченные табачным дымом потолки, прочные, грубо сколоченные столы и скамьи, деревянные стены, покрытые надписями, сделанными готическим шрифтом. Они рассказывали о мужестве, о любви, о страданиях — все это в форме афоризмов, поговорок, коротких стихов, и авторами их были моряки. Но не всякий удостаивался чести запечатлеть здесь свою мысль.

Большинство надписей сделано еще до войны, когда в «Черном медведе» вечерами негде было ткнуть пальцем. Теперь же пивнушка пустовала, и последняя надпись принадлежала самому хозяину: «Счастлив тот, кто в наше время не утратил чувства юмора». Он написал это в день, когда его, старого моряка, призвали служить во флот.

Криста Росмайер сидела за столиком у окна. Перед ней стояла чашка с дымящимся кофе. Енихе сразу узнал ее. Она была красивее, чем на фотографии.

Ей шел темно-синий, почти черный форменный китель с золотыми нашивками штурмана дальнего плавания. Из-под него узкой полоской виднелся воротничок блузки безукоризненной белизны. Она сидела свободно, непринужденно, закинув ногу на ногу.

Прошел кельнер Криста сделал ему знак рукой, и он подмигнул ей, как старой знакомой. Ее, видно, хорошо знали, и она чувствовала себя здесь своей. Кельнер принес ей порцию коньяку. Криста поблагодарила едва заметным кивком головы. Отхлебнула глоточек. Потом взгляд ее скользнул по Енихе. Она взяла в руки меню. Отто подошел к ней, как бы тоже интересуясь меню.

— Разрешите присесть, фрейлейн?

— Пожалуйста.

Отто положил на стол «Фолькишер беобахтер» недельной давности. Положил так, чтобы номер газеты могла увидеть Криста.

Росмайер достала пачку сигарет, но она оказалась пустой.