Кто тебе платит? - страница 3
– Константин! – имя он произнёс одновременно хитро и требовательно, как будто с вызовом. – Я за учёбу пришёл платить… У вас можно?
– Если за университет…
– Да, – (нетерпеливо).
– …тогда вот в четвёртое проходите или в любое другое, – Беглов указал на правое от себя окно, туда, куда сам смотрел минуту назад. Мужчина бросил быстрый взгляд в сторону, затем вернулся к большим, навыкате, тёмным глазам и процедил с уже нескрываемым раздражением:
– Так вот я сейчас в «любом другом». У вас почему нельзя? Вы тут чем занимаетесь вообще?
– Простите… Вам нужно… Простите, как вас зовут? – Беглов постарался выбрать самый вежливый тон.
– Михаил…
– Михаил, вам нужно…
– …Сирин Михаил Игоревич, – перебил мужчина (казалось, скорее себя). Затем, не дожидаясь ответа, быстро развернулся и, хрипловато дыша, подошёл к окну номер четыре. Беглов проводил его внимательным взглядом.
– Александра! Добрый… таак… пока еще день!.. – снова напускное лукавство в интонации. За прозрачными перегородками речь Сирина была уже не так хорошо слышна, но эту фразу Беглов успел разобрать. Послышалось шуршание бумаг и обрывки диалога, когда кто-то из них попадал наконечником голоса в его сторону.
– Учёбу оплатить… Да… Дочкину… Второй…
Несколько секунд молчания, пока в четвёртом окне Саша изучала документы.
– Михаил Игоревич, а вы до этого где… – её голос тоже тонул в окружении.
– В другом… Не у вас, да…
– Да один хер вы все в одной системе-то!.. – неожиданно резко выпалил мужчина на быстром выдохе, после чего немедленно зашёлся долгим, надсадным, судорожным приступом оглушительно громкого кашля. Справившись с приступом, он собрался что-то добавить, и в этот момент откуда-то из глубины его фигуры зазвенела приглушённая, но пронзительная трель. Извлеченный наружу мобильник еще громче взревел скрежещущей полифонией. Несколько секунд прищуренного разглядывания номера слезящимися от кашля глазами.
– Алло, да, Витюш, – заголосило раскрасневшееся лицо, – да-да, успеваю… Да, я помню, ага… Сейчас в банке вот… Да Юльке вот институт… Ну да, она ж как твой почти, помнишь… Да-а… Кхе… Витюш, да я расскажу сегодня, как встретимся, да… Ну всё, давай, ага, да.
Он повесил трубку и еще долго подслеповато разглядывал на вытянутой руке экран телефона, нахмурив редкие брови и слегка выпятив губы.
– Михаил Игоревич, картой или наличными? – напомнила о себе Саша.
– Наличными, – с мрачным спокойствием ответил Сирин, убирая мобильник. Затем потянулся к внутреннему карману куртки и достал прозрачный пакет с застёжкой. В пакете томилась пачка мятых банкнот, туго опоясанная синей канцелярской резинкой.
Он медленно распечатал упаковку, снял резинку, обстучал пачку о стол и собрал её в аккуратную колоду.
– Александра, вот ответьте, – неожиданно спросил Сирин, протягивая купюры девушке, – вы сколько тут получаете?
Саша бросила на него удивленный взгляд и быстро забрала деньги.
– Я не могу это разглашать.
– Не можете… – он опустил глаза и постучал пальцами по стойке. – Мне просто любопытно… Почём нынче Родиной торгуют?
Девушка замялась и промолчала.
– Вы же тут вот сидите, Александра, получаете какую-то зарплату за то, что кормите американских воров, которые честных людей обдирают по всему миру…
– Михаил Игоревич, я просто принимаю…
– Да знаю я эту песню вашу! – в душном полусне банка нашатырный голос Сирина разбудил, казалось, даже утонувшую мошку. – Вы просто работу свою делаете. А я тоже вот делаю работу! И мне за неё платят не как вам, я себе телефоны и книжки электрические каждый год не покупаю! Я всё вам, гадам, несу! А вы потом себе новый офис строите на мои кровные, чтобы еще больше людей доить! А хозяева ваши содержат частные армии, управляют интернетом, облучают нас своими антеннами, играют с климатом и вообще весь мир нагибают!..
– Михаил Игоревич, я просто принимаю платежи. Вам вот здесь нужно подпись поставить, – Саша протянула ему бумаги и осторожно посмотрела влево, встретившись глазами с насторожившимся Бегловым.
– Да ясно всё… – вздохнул Сирин. – Где галочка, да?
– Да, рядом там.
– Пожалуйста… Жалко что ли мне крючков… – он отдал бумаги и добавил спокойнее: – я знаю, конечно, вам нельзя это обсуждать всё. Но вы молодые ещё, шутливые, жизни не понимаете. Потом, может, поумнеете, одумаетесь. Только поздно уж будет. Не успеете моргнуть, как по нашим площадям чужие берцы зашагают. И никакой войны не надо будет, сами их впустите ради Кококолы вашей.