Кто-то смеется - страница 12
— Ты поселилась у нас чуть ли не с первого дня вашей с отцом встречи.
— Ты была тогда совсем крохотной и ничего толком не помнишь.
— Я могу спросить у Ксюши. У нее отличная память на подобные вещи.
— Ксюша все время разъезжала.
— Ладно, я с этим разберусь. Скажи: что ты хочешь от меня?
— Не встречайся с этим миллионером. Отец ужасно переживает. Он боится, ты выскочишь за него замуж.
Леля рассмеялась.
— Боже мой, и как только подобное могло прийти вам в голову? Петька и тот меня не ревнует. Твой Петька просто без ума от Достигайлова.
— Знаю. Он еще такой дурачок. Да и тебе во всем любит подыгрывать. Я тоже не хочу, чтоб ты встречалась с этим выскочкой.
— Какие же вы все… убогие. — Леля рывком перекинула ноги через борт лодки и оказалась по колено в теплой, тихой воде. — А ведь я никогда никому не ставила условий.
— Это не условие, девочка. Это просьба.
— Достигайлов ведет себя лучше любого джентльмена.
— Он очень хитер.
— Допустим. Но что ему за прок якшаться с такими голодранцами, как мы?
— Я видела, какими глазами он смотрел на Ксюшу.
— Какими?
— Похотливыми. Из-под полуприкрытых век. Чтоб никто ни о чем не догадался.
— Но ты-то догадалась.
— Я всегда была очень наблюдательной.
— И снова Ксюша. Тогда при чем здесь я и Достигайлов?
— У Виталия болит душа за тебя тоже. Еще как болит.
— Брось.
— Нет. Я буду бороться за мужа до последнего. Я уже поговорила с Ксюшей.
— Интересно, что ты ей сказала?
— Описала очень деликатно ситуацию и попросила их с Борисом не задерживаться у нас.
— Представляю, каких комплиментов наговорила тебе Ксюша.
Леля подняла юбку и забрела в озеро по пояс. Этот ночной разговор начинал действовать на нервы. Ненавязчивая ласка воды ее умиротворяла.
— Она поняла все как надо. Пообещала, что они с Борисом через неделю уедут.
— Это ее дело. Что касается меня, я не собираюсь что-либо менять в своей жизни.
— Поговори хотя бы с отцом по душам. Прошу тебя.
— Будет только хуже. Ты же знаешь, у меня очень вспыльчивый характер.
— Женщина должна быть терпеливой с мужчиной. Разумеется, если она не хочет потерять его любовь.
— Он не мужчина, а мой отец, — с вызовом сказала Леля. — И вообще меня начинает тошнить от этого бабского разговора по душам. Прости, Сурок, но ты так обабилась в последнее время.
Леля зашагала на берег, решительно и шумно рассекая воду своими сильными ногами.
— Все-таки поговори с ним! — крикнула ей вслед Мила. — Чтоб нам с тобой впоследствии не пришлось ни о чем жалеть.
Леля стиснула кулаки и бросилась напрямик через заросли жимолости к Башне. Она сейчас все скажет отцу. И спросит, правда ли, что он превратился в ничтожество, которое ставит свою подпись на чужих картинах.
В Башне было освещено единственное окно — в небольшой комнате над студией, куда вела винтовая лестница. В этой комнате с камином и широкой низкой кроватью отец обычно спал. Там было очень уютно. Особенно ночами, когда шумели деревья и ухала сова. Леля невольно вспомнила сказку, которую ей рассказывала мама. Она была о том, как знатная дама тайком пробиралась через темный сад на свидание с возлюбленным, заточенным в башне.
Внезапно Леля услыхала шорох и обернулась. По боковой аллее шла женщина в белом. Ее лицо было спрятано под складками тонкого капюшона. Красиво струящиеся одежды казались невесомо прозрачными. Женщина приближалась к подножию лестницы, которая вела в комнату отца.
Леля почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Чтобы не вскрикнуть, она зажала рот ладонью и присела за кустами.
Женщина взялась за перила и стала подниматься по лестнице. Открылась дверь. В проеме появилась мужская фигура.
Тихо скрипнув, дверь затворилась, поглотив обоих. В мелькании теней в окне Леля различила тонкие руки, изогнутые в плавном, танцевальном движении. Свет погас. В темном оконном стекле отражался наполовину затянутый легким облачком полумесяц.
Леля вскочила и бросилась к дому, чьи освещенные окна казались ей надежным убежищем от призраков. Она поскользнулась на дорожке, и, если бы не Петя, возникший неизвестно откуда, упала бы навзничь на бетон.
Он прижал ее к себе, и она чуть не задохнулась. Ее щеке было покойно и удобно на горячей Петиной груди.