Кто твой враг - страница 36
Сонни отвел Нормана в сторону.
— Ну-ка объясни, — сказал он, — чего ради ты привел в мой дом этого поганца?
К ним, сияя улыбкой, подошла Белла.
— Норман, Испания пошла тебе на пользу. Ты выглядишь просто прекрасно.
— Ты знала, — спросил Сонни, — что он приведет этого поганца?
— Я навязал его Белле, — сказал Норман. — Хотел познакомить с тобой. Думал: вдруг ты поможешь ему с работой.
Винкельман побагровел.
— Я кто, по-твоему? Иисус Христос?
— Послушай, Сонни, ты же его не знаешь. Он…
— А на кой мне его знать? И ты всерьез просишь меня, еврея, принимать этого нацистского гада?
— Он — не нацист.
— Не слишком ли многого ты просишь? — спросила Белла.
— Послушай, — сказал Сонни, — Белла тебя любит. Что бы тебе ни понадобилось: деньги, баба, лучший психиатр в Лондоне — только попроси, и все у тебя будет. Но если тебе понадобилось, чтобы я вел себя, как — этого еще не хватало — христианин, играй в эти игры у себя дома, милок. А здесь — территория на все сто процентов антиамериканская и еврейская.
— Не ерепенься, — сказал Норман.
— Попроси меня о чем-нибудь, — гнул свое Сонни. — Проверь меня.
— Он тебя дразнит, — сказала Белла.
— Пошли. — Сонни провел Нормана в кабинет, выписал ему чек на двести фунтов.
— Зачем ты привел меня сюда? — спросил Норман. — С деньгами я мог бы и подождать.
— Нас слушала Джои. Ты же не хочешь, чтобы Чарли знал — так ты мне сказал, — что его сценарий будешь переписывать ты.
— Ты думаешь, она что-то слышала?
— Нет.
— Джои все видит насквозь.
— Да брось, эта дамочка видит насквозь разве что своего мужа — заметил, как она буравит его глазами. Слушай, а что ты можешь сказать о Чарли?
— Ты это о чем?
— Дрейзин говорит, что он даже в «Красных каналах»[79] не числится.
— Будь спокоен. Я Чарли сто лет знаю.
— Меня интересует одно: с какой стати он уехал сюда, раз вполне мог заработать на жизнь в цивилизованной стране.
— Он попал в черные списки — вот с какой. А что его не внесли в «Красные каналы», так он недостаточно крупная фигура.
Вернувшись в гостиную, Сонни познакомил Нормана с Джойс Дрейзин. Завтра у Джойс предполагался обед с ее литагентом.
— Завтра, — сказал Боб Ландис, — я намерен подыскать другого аналитика. Этого мои шутки не смешат.
— А я завтра обедаю с возможным инвестором, — сказал Бадд Грейвс. — Если дело выгорит, будет о чем вам рассказать.
— Ты бы поменьше налегал на эти обеды, — сказал Чарли.
Бадд Грейвс походил на арбуз, который вот-вот лопнет.
— Чарли прав, — сказал Ландис. — Еще пара-другая таких обедов, и вся королевская конница, вся королевская рать не смогут Бадда, не смогут Грейвса собрать.
— Если завтра дело выгорит, — снова начал Бадд Грейвс, — я…
— Чарли, — прервал Грейвса Ландис, указав на Салли и Эрнста, — что стряслось? Я-то думал, это сливочно-белое тело приберегают для Нормана.
— Вот и Норман так думал.
— Как хотите, а Норман, он не вполне кошерный, — сказал Бадд Грейвс.
— Но его сценарии раскупают, — сказал Чарли, — ведь так?
— Делов-то, — сказал Ландис. — Все мы — поденщики. И каждый, кому не лень, способен навалять такую лабуду и толкнуть ее. Но Норман, он среди нас своего рода Иона[80].
Как же, как же, подумал Чарли. Каждый может толкнуть такую лабуду. Спасибочки вам. А я не могу ничего толкнуть, потому что не пишу лабуды, и не исключено еще и потому, что моя фамилия — не Липшиц.
— Расскажи мне о Саллином дружке, — попросил Ландис.
— Он — немец, — сказал Чарли. — Из Восточного Берлина. «Выбрал свободу».
— Кто его привел? — вскипел Грейвс. — Норман?
Эрнст был тут, там, везде. Стоило достать сигарету, как Эрнст подскакивал с зажженной спичкой. Стоило допить рюмку, как Эрнст хватал ее и кидался за другой. Стоило завязаться спору или флирту, и тут Эрнст подлетал с тарелкой, навязывал — как нельзя более некстати — закуски.
Чем враждебнее к нему относились, тем больше он рвался угодить и тем большим прилипалой представал. Салли, как можно более мягко, пыталась угомонить его, убедить, что вечеринка это тебе не гонки, но он не мог угомониться. Салли услышала, как кто-то обронил: «Типичный немец», и в ожидании неминуемой стычки убито опустилась в кресло.