Кто украл мою жизнь? - страница 6
«Вот и всё», — с облегчением выдохнул Дмитрий, глядя как бело-синяя полицейская «Приора» покидала внутренний дворик поликлиники. «Пусть разбираются, как мёртвые получают паспорта. Не моё это дело».
День стоял отличный, и Дмитрий вновь вспомнил о голых ножках молодых медсестёр. «Совсем скоро они наденут колготки, и это будет уже не то», — компетентно отметил он и решил прогуляться в соседний корпус.
Он чувствовал, что в этих золотых октябрьских деньках разлита сама радость жизни, её эротическая чувственность. В такие дни все девушки становятся необыкновенно соблазнительными: они, будто, обретают какие-то новые, такие упругие и грациозные формы, что глаз не отвести. Через несколько формы эти сдуваются, и девушка больше не выглядит такой желанной, но это уже не важно: природа своё дело сделала. Грех упускать такой день.
Наташа была несчастной девушкой. Дура-мать привила ей чувство женской неполноценности, а страх остаться в девках лишил её разборчивости в выборе партнёров и значительно занизил самооценку. Тут и подоспел Дмитрий. Он не ошибся: страх потерять мужское внимание не позволил ей сопротивляться, когда у себя на кухне он молча, без всяких слов любви, задрал ей юбку и толкнул в спину, руками на стол. «Поехали!», — сказал он тогда и принялся изгонять из неё всю её неполноценность.
Иногда ей не хотелось, — он не настаивал. У Наташи был жених, и они, вроде как, собирались расписаться, но пока она регулярно, раз в одну-две недели сообщала своим домашним, что её опять поставили в ночное дежурство и приходила к Дмитрию, от которого вместо слов любви она слышала только «Поехали!» и «Но! Залётная!». Так и жили.
Сегодня она устала на работе, и после обязательной программы — поперёк дивана и всегда сзади — Наташа быстро уснула.
Дмитрий погасил в доме свет, лёг рядом, и тут его как током шибануло, — в проёме окна он отчётливо увидел очертание человека, заглядывающего со двора в комнату.
Дмитрий бросился в сени, схватил топор и выбежал на крыльцо. У окна никого не было. Он резко оглянулся и стал всматриваться в темень двора. Как назло, фонари на улице сегодня не горели и на небе не было луны. С топором на изготовку, то и дело вслушиваясь в тишину, он обошёл вокруг дома, но никого не обнаружил.
Наташа спала сладким, молодым сном, а он этой ночью не сомкнул глаз. С топором, лежащим на расстоянии вытянутой руки, он до самого утра смотрел в окно.
— Отпустили мы твоего приятеля, — весело через изгородь крикнул сосед, когда утром на патрульной машине его привезли домой с ночного дежурства.
Набиравший в этот момент воду из садового крана Дмитрий даже забыл закрутить вентиль.
— Как отпустили?
— А ты думал, что мы его посадим, что ли? Паспорт у него в порядке…
— Да это не его паспорт!
— Дим, Дим, я тебя люблю как соседа и как человека, но позволь нам решать, у кого паспорт настоящий, а у кого фальшивый, да?
— А ЗАГС?
— А что ЗАГС?
— Там должно храниться свидетельство о его смерти. Вы запрашивали ЗАГС?
— Такие запросы не по нашей, а по оперативной части. А оснований-то у нас нет.
— Как нет оснований? Он пользуется паспортом умершего человека.
— Кто тебе это сказал?
Дмитрий хотел ответить, но осёкся. То, что ему сказала какая-то бабушка, выглядело не солидно, а то, что он нашёл в морге, похоже, вообще никого не интересовало.
— Но как же так? Он зарегистрирован в квартире, в которой давно живут другие люди. Если бы вы проверили…
— Ой, слушай, не грузи меня. И так башка раскалывается. В чём проблема-то? Он тебе угрожал?
— Нет, — ответил Дмитрий, разумеется, не упомянув прошедшую ночь.
— На нет и суда нет. Просто забудь, — уходя, напутствовал его сосед.
За следующий месяц Дмитрий похудел на 8 килограммов. Темпы снижения веса были такими стремительными и явными, что коллеги по работе начали беспокоиться состоянием его здоровья.
— Сел на диету, — объяснял он всем.
Все понимающе кивали головой и не верили ему. Цвет его лица приобрёл жёлтый оттенок, и коллеги подозревали худшее. Дмитрий чувствовал, как за его спиной шушукаются врачи, предполагая самый худший диагноз, но раскрыть истинную причину своего физического упадка он не мог даже самым близким друзьям.