Кто взял фальшивую ноту? - страница 9

Мы с Женькой переглянулись: вот здорово! И нам захотелось поскорее увидеть генеральского внука.

«Может быть, — размечтался я, — мы подружимся этим внуком и как-нибудь втроем пойдем в гости к его дедушке-генералу? И тот расскажет нам про войну и про свои подвиги. Может быть, я даже научусь драться…»

Неожиданно мои мечты оборвались. Кто-то дернул меня за рукав. Смотрю — девочка, которую Женька просил передать Кузе барабанные палочки.

— Тебе чего? — спросил я.

— Ой мальчики! — зашептала она мне на ухо. — Вас ищет Татьяна Васильевна. И Сметанкин с ней. Уходите поскорее!

Я с перепугу даже спасибо ей не сказал. Да она и не стала ждать — убежала. Я склонился к Женьке и сказал ему:

— Айда отсюда! Быстрее, а то поздно будет.

Когда мы очутились на улице, я все объяснил Женьке. Женька в сердцах топнул ногой:

— Эх, так и не познакомились с внуком генерала. Вот беда… Может, Федя, мы напрасно убежали?

— Совсем не напрасно. Это даже здорово, что мы вовремя смылись. Разве забыл, какой синяк ты посадил Кузе под глазом? Да еще рубашку изорвал! Представляешь, как нас опозорили бы перед генералом!

— Ну, Кузя, погоди еще! Я тебе и за это добавлю. Уж я тебя не пожалею! Не посмотрю, что ты на ксилофоне играешь.

— Совести у него нет. Мы ему палочки вернули… Наподдай ему как следует, Женька!

Концерт вскоре окончился.

Ребята из музыкальной школы погружались в те же красные автобусы. Увидели мы и Петю Люлькина. Он все крутился возле одной из машин, а лезть внутрь не хотел — кого-то высматривал.

Может, меня и Женьку?

Наконец Люлькина силой затолкали в автобус, хотя он опирался и о чем-то просил.

Потом мы увидели генерала и дирижера оркестра.

Генерал пожимал дирижеру руку. Улыбаясь, что-то говорил.

«Сегодня ваше музыкальное войско одержало полную победу! — вот что, наверное, он говорил. — Удивительная вас армия! Она может добиться победы или потерпеть поражение, не имея ни одного противника».

Тут, откуда не возьмись, к генералу подкатил черный «ЗИМ».

Генерал жестом показал дирижеру на машину. «Мол, садитесь в мою военную машину, я вас живо домчу».

Но дирижер покачал головой и показал на автобус «Простите, мол, не могу. Генералы не вправе покидать свое войско даже после победы!» И они расстались.

Генерал сел в черный «ЗИМ», а дирижер — в автобус. Толпа у театра стала редеть.

На столбах уже зажглись фонари, и сразу наступил вечер. Нам тоже пора было возвращаться.

Раза два нас высаживали из автобуса, а в метро и вовсе не пустили — денег на билет не было.

Остаток пути нам пришлось пройти пешком.

Добрались мы домой часов в девять, не чуя под собой ног от усталости.

Навстречу мне кинулась взволнованная мама. Отец коротко спросил:

— Ну?

Мне здорово попало. Женьке, думаю, не меньше, но подробностей он не рассказывал.

На следующий день мы с Женькой, захлебываясь и перебивая друг друга, рассказывали ребятам о кремлевском концерте.

Васька слушал, слушал, потом пренебрежительно махнул рукой:

— Тю-ю! Тоже мне невидаль! Давайте лучше пошлем Гришу за мячом и сыграем в футбол.

— Мячи гонять умеет всякий дурак, — ответил Женька и вдруг заявил: — Хотите играть в оркестре?

«Ай да Женька! — подумал я. — Всегда придумает что-нибудь интересное, не то что я». Ребята не сразу поняли, о чем говорит Женька. Кто-то неуверенно спросил:

— Чего-о?

— А ничего. В оркестре, говорю, хотите играть?

Первым откликнулся Гриша.

— Я хочу, — сказал он. — А на чем мы будем играть?

— На чем хотите, — нетвердо произнес Женька. — Ну, а этих самых… скрипках…

— На одних скрипках далеко не уедешь, — сказал Костя. — В оркестре знаешь сколько разных музыкальных инструментов? И скрипки, и эти, как их… Я в окошко однажды видел в музыкальной школе. Ну, толстые, как Васька…

— Контрабасы, — подсказал я.

— Васька — толстый контрабас! — взвизгнул Гриша.

— Сами вы контрабасы, — буркнул Васька. — По-моему, главное — это барабан. Бум-ба-ра-бам-бам-бам-бам-бам!

— Скажешь тоже! — сказал я. — Барабан внутри пустой.

— Как твоя голова, — откликнулся Костя и засмеялся. — Треску много, а толку мало.

А смеялся Костя очень смешно. Начинал тоненько, с взвизгиванием, а потом переходил на бас. Голос у него ломался, вот что.