Кто зажигает «Радугу»? - страница 61
— Славка, сиди спокойно, не дергайся, что бы ни случилось, — предупредил я друга. Леша и без моих напоминаний знал свое дело.
Когда до поста оставалось метров двести, нас обогнала черная «Волга». Заметив пикет, водитель притормозил, но было уже поздно. Милиционер замахал жезлом. «Волга» остановилась, а мы поехали дальше.
Опять пронесло!
Поехали по спящим улицам, никто не мешал нам, и мы никому не мешали. Было тихо и пусто, только время от времени проносились, мигая фонарями, ночные такси. У самого гаража вспыхнула красная лампочка.
— Во, ненасытная, — возмутился Славка, — бензина требует, опять придется раскошеливаться.
— Ты не волнуйся, Слава, я сам найду деньги.
Мороз даже обиделся:
— Что я, бедный, стипендию не получаю?
— Вашей стипендии на бензин не хватит, если каждый день будете ездить, — подал голос молчавший почти всю дорогу Леша.
Подъезжая к гаражу, он выключил фары, чтобы не привлекать внимания. Снимать букеты мы поленились. Так и закрыли свой свадебный лимузин.
Распрощавшись со Славкой и Лешей здесь же у гаража, я поплелся домой. Издали заметил — наши окна светились. Приготовившись к «выволочке», я поднялся по лестнице. Мама и в самом деле была настроена решительно.
Еще из коридора я услышал ее голос:
— Подойди ко мне.
По опыту я знал, что если мама избегает называть меня по имени, значит очень сердится.
— Да, мама.
— Сядь. Сколько сейчас времени, знаешь?
— У меня часы испортились.
— На возьми мои.
На маминых часах было половина третьего. Где это мы так проволынили?
— Может быть, ты объяснишь мне, где ты находился?
Я молчал.
— Вот как, ты не желаешь отвечать?
Мама заплакала. Мне было жаль ее, но не мог же я, в самом деле, рассказать ей все.
— Мамуля, ты не сердись, — я обнял ее, — честное слово, я не делаю ничего плохого. Просто мы сегодня со Славкой шли пешком, разговаривали. Ну, вообще, заболтались.
— А позвонить домой ты что, не мог? Мать здесь с ума сходит, а ему хоть бы что. Завтра же пойду в твое училище. Не для того я тебя отпускала в ПТУ, чтобы ты ночами пропадал.
Я вздохнул:
— А знаешь, мама, как раз завтра мы со Славкой выступаем на собрании нашей группы, рассказываем о приемнике, который сделали своими руками. Хочешь, я завтра, после занятий, покажу тебе его? Он такой красивый, нарядный, лучше нашей «Радуги».
Мама вытерла слезы.
— Мама, ты только не ходи в училище, не срами. Меня засмеют, если ты придешь.
— Не пойду, если ты пообещаешь, что будешь приходить домой вовремя.
Что мне оставалось делать? Я врал «как сивый мерин».
— Мамуля, наш прибор пойдет на выставку в Москву, на ВДНХ, нам три дня всего осталось с ним поработать. Докончу, и, честное слово, в девять часов — я дома каждый день, вот ей-богу!
Последние мои слова были искренними: как только мы поймаем «короля», я ни на шаг не отойду от мамы. Что там в девять, сразу же после занятий — прямо домой.
Мама, кажется, мне поверила.
— Ну, хорошо, только три дня, и обязательно звони мне, если задержишься.
Я вспомнил о деньгах.
— Мама, ты не можешь мне дать рублей пять-шесть?
— Зачем?
— Надо купить кое-какие материалы. Ну, понимаешь, там сопротивления, транзисторы…
Мама достала из сумочки десять рублей и подала мне.
— Да нет, мне всего пять рублей.
— Бери, сынок, только на глупости не трать. А ты случайно не выпиваешь? — мама подозрительно посмотрела на меня. — Ну-ка дыхни.
— Что ты, — я даже обиделся, голос мой задрожал, — неужели ты думаешь?
— Ладно, ничего не думаю, иди спать.
— Мам, а как папа?
— Папе лучше. Он прислал письмо. Можешь почитать, — она отдала мне конверт.
«Мои дорогие, — писал папа, — чувствую себя лучше, правда, врачи по-прежнему одолевают меня своей опекой. Еще не встаю, но, наверное, скоро встану — помогли ваши пироги. Спасибо за транзистор. Теперь смогу послушать последние известия. В эту субботу в госпитале впускной день. Заведующая отделением обещает разрешить вам свидание. Как вы без меня управляетесь? Не скучайте и не расстраивайтесь, все худшее уже позади. Целую, ваш папка».
— Спокойной ночи, мама!
Я забрал письмо, сунул его под подушку, завел будильник и лег. Перед глазами встала дорога. Она бежала, бежала в свете фар, а кровать словно покачивалась на ухабах. Я уснул.