Кто здесь хозяин? - страница 10

В конце концов он пришел к выводу, что окажется белой вороной как раз в том случае, если не поедет.

«Надо поехать и быть повеселее. Пусть почувствуют, что эта перемена значит для меня не так уж много…»

Всю дорогу от Тбилиси стояла прекрасная солнечная погода.

Вершины гор вздымались серыми громадами, а пониже в лесах господствовали багрянец и золото. Там и сям, словно для того, чтобы отрезвить разомлевших от красот автомобилистов, полыхали алым цветом рябина и кусты одури.

Беседа лилась свободно и раскованно: так разговаривают только в дороге. В зависимости от пейзажа и разворачивающихся перед глазами видов Артем Хасиа и Джамлет Пурцхванидзе касались различных тем. Они говорили о разнице между натуральным вином и вином, сделанным с примесью сахара, о приписках, о проблеме пустых бутылок из-под шампанского, об охране исторических памятников, о способах защиты грузинского языка от иноязычных слов и даже о качестве дорог.

Когда проехали Сурамский перевал, Артем Хасиа не выдержал:

— Джамлет, дорогой, по дружбе, расскажи мне подробно, как ты оттуда ушел. Что случилось, как и почему? В Тбилиси прошел слух, что ты сам попросил освободить тебя. Растолкуй мне, будь другом.

Джамлет вытер платком лысую голову, потрогал на щеке родинку размером с фундук и с сильно выраженным лентехским акцентом начал:

— Батоно Артем, ты не хуже меня знаешь, что никто ниоткуда по своей воле не уходит. Если я скажу: дескать, не жалею, что меня освободили от должности, это будет неправда. Но и распускаемые болтунами слухи, будто из-за этого освобождения я в предынфарктном состоянии, тоже неправда — сам видишь. Что случилось? Двадцать два года просидел на своем месте. Не врасти же мне в кресло, в конце концов! Когда Какабадзе назначили министром, я обрадовался — мы всегда были в хороших отношениях. Сколько раз в свое время он просил меня замолвить за него словечко перед Павлиашвили, пусть столько радостей увидит моя семья! Не скрою, хотел я еще немного поработать, но раз они не пожелали, бог им судья, я никому зла не желаю.

Я на то обижен, что немножко некрасиво со мной обошлись, неблагодарно. Но и об этом на каждом перекрестке распинаться глупо и недостойно. Я как мог служил своему народу и своей стране, а на чины и медали никогда не зарился.

В тот день нас вызвали втроем — всех вместе. Не в моих правилах напраслину на кого-нибудь возводить.

Скажу все, как было. Министр встал и через весь кабинет пошел нам навстречу. Принял тепло, по-дружески, расспросил, как дела, какое у людей настроение, как работается в новых условиях. Разок-другой даже пошутил в своем стиле, а потом деловым тоном сообщил: «Товарищи, есть предложение заменить одного из вас. Скажем так: нужно омолодить руководство». Глянул я на своих коллег: Гриверса он не заменит, он управляющий, к тому же, я знаю, что они семьями близки. Нестор Тугуши, пока жив, никуда со своего места не сдвинется, и другие министры пытались его перевести, но он такую деятельность развел, так напылил, что все поскорей на попятный пошли. Я понял, что предложение касается меня одного, и не ошибся. Только сказал: «Раз складывается такая ситуация, делать нечего, уйду я», — у министра лицо просветлело. «Ну и ладно, — говорит, — так и решим, мужественный вы человек, товарищ Джамлет Пурцхванидзе». Минут двадцать о моих заслугах говорил. Для кого расписывал, непонятно — за столько лет мы друг друга как облупленных узнали. Потом похлопал меня по плечу. «Не горюй, — говорит. — Создадим тебе все условия, позаботимся во всех отношениях». В дверях на прощание обнял меня одного, с остальными за руку попрощался. Вот и все…

По поводу рассказа Джамлета Пурцхванидзе Артем Хаси высказал свое мнение: он и решение министра оправдал, и поступок Пурцхванидзе признал в высшей степени мужественным и достойным. Потом почему-то перевел разговор на борьбу с разными негативными явлениями, и к этому времени подъехали к повороту на Кимонаанти.

Дорога, разумеется, была перекрыта. Работник ГАИ, не слезая с мотоцикла, глянул на Хасиа и кивнул:

— Пожалуйста, проезжайте!