Кто здесь хозяин? - страница 7
— И ты! Ты тоже! Слышишь, что ли? Тебе говорю. Знаешь ведь, что от меня не убежишь! — так громко и категорично рявкнул кто-то за его спиной, что Эрехели остановился и оглянулся.
Шагах в десяти урчала мотором голубая милицейская машина спецслужбы, которую городские остряки окрестили «черным вороном». У распахнутой задней дверцы машины, уперев руки в бока, стоял здоровенный милиционер в расстегнутом кителе и пальцем подманивал Элгуджу.
— Кто? Я? — Элгуджа приложил руку к груди и огляделся; не заметив никого вокруг, он решительно направился к машине.
— Живее, живее! Времени нет любоваться, как ты плетешься, точно кот на исходе марта.
— А в чем дело?
Было совершенно очевидно, что защитнику порядка не до объяснений. Легонько подтолкнув Элгуджу, он загнал его в машину, закрыл снаружи дверь и сам сел рядом с шофером.
Шофер медленно тронул машину с места.
В салоне, отгороженном от кабины железной решеткой, кроме Элгуджи, сидели двое. Оба, похоже, были пьяны, но не настолько, чтобы не поздороваться с Элгуджей за руку и не спросить о здоровье, после чего они вернулись к своему невнятному (во всяком случае, Элгудже так показалось) разговору.
— Куда нас везут? — задал Эрехели несколько наивный вопрос.
— В вытрезвитель, — одновременно ответили спутники и еще раз оглядели спрашивающего; точно ли он не знает, куда везут, или придуривается.
— Зачем? — опять полюбопытствовал Элгуджа.
На этот вопрос пьяные позволили себе не ответить.
Когда машина остановилась, работник охраны порядка распахнул дверь, тоном гостеприимного хозяина пригласил:
— Прошу!
И, как коз, погнал перед собой не очень-то охотно вылезших из машины гостей.
Дежурное помещение вытрезвителя было обставлено просто. За голым, без скатерти, столом сидели двое дежурных. Перед ними лежал толстый журнал, похожий на бухгалтерскую книгу, а также стопка бумаги. Вдоль стены, на длинных низких скамейках, какие вам наверняка доводилось видеть в спортивных залах, разместились человек десять. Одинаково сложив руки на коленях, одинаково иронически улыбаясь, они смотрели на сидящих за столом.
— Баста! Пойду посплю. Хватит вам на сегодня. Во всяком случае, я больше никого не приведу, — сказал здоровяк милиционер сидящему справа сержанту после того, как Элгуджу и его спутников тоже усадили на длинную скамейку.
— Мне-то чего докладываешь? — И сержант повел подбородком в сторону сидящего рядом Гелантия Чихладзе.
Светловолосый, со светлыми бровями младший лейтенант оторвал взгляд от журнала, довольно долго смотрел на здоровяка и наконец кивнул.
— Ступай.
Не стану докучать читателю подробным воспроизведением регистрационного диалога. Элгуджа заметил, что младший лейтенант и его помощник особенно строго обходились с теми, которые энергично доказывали, что они не пьяные и попали сюда по недоразумению, и, ободряемые молчанием, переходили к угрозам: «Мы этого так не оставим! Вы ответите за свою провокацию!» Работники вытрезвителя спокойно выслушивали возмущенных, затем сержант приносил из соседнего помещения картонный ящик, ставил его перед «случайно пострадавшим» и приказывал раздеться. Минуты через две голый — в чем мать родила — гражданин стоял под холодным душем и клацал зубами. Элгуджа сразу же пресек «создавшуюся ситуацию» и, когда его подозвали к столу, не моргнув глазом отчеканил: я, такой-то и такой-то, работаю заведующим лабораторией ударных народных инструментов, виноват, ошибка вышла, выпил малость, если простите для первого раза и отпустите домой, буду очень благодарен, а нет — как знаете… Ни слова не говоря, его записали в журнал, после чего сержант вывел его в длинный коридор. «Мы, — сказал в коридоре сержант, — хоть сейчас отпустили бы тебя, но, если нагрянет проверка, получится накладка и нам придется отвечать. Так что побудешь здесь до утра, а утром пойдешь своей дорогой». Он взял с Эрехели штраф и плату за содержание и по узкой лестнице препроводил на второй этаж.
«Заходите, и устраивайтесь на свободной койке», — сказал он, открыв дверь шестой палаты.
В палате стоял душный запах травы-вонючки.
Как мало нужно человеку для счастья. Элгуджа был доволен, что избежал раздевания на людях и холодного душа. Он поблагодарил вежливого сержанта и, оставшись один, пожалуй, даже запел бы, если б не доносившийся откуда-то громкий храп.