Куб - страница 8

В определенный момент Олег выдавливает из шприца в фурик пару капель воды, - фурик отвечает резким злобным шипением. Глаза всех акционеров прикованы к заветному сосуду. Игорь просит меня достать из пакета баян и дать ему. Да, уже пора готовиться. Девушки тоже вооружаются колючими приспособлениями из моего пакета. Наконец и я вынимаю бумажно-целлофановую упаковку, зубами разрываю ее и достаю свое орудие. Надеваю иглу на место. Снимаю гараж, чтоб взглянуть на иголку. Да-а, толста. След останется заметный и надолго. Ну да нам не привыкать.

Я раньше панически боялся уколов - особенно в вену. Когда мы только еще начинали винтиться, я был очень рад тому, что чаще всего нас ставила сестра А. Катя, работающая медсестрой, - мы приходили к А. на квартиру, когда его матери не было дома, и Катя всё делала самым грамотным образом. Меня хоть как-то успокаивало то, что колоть меня будет профессионал. А теперь мне всё равно - меня уже хуй чем напугаешь, и когда передо мной стоит выбор, каким образом вводить в организм то или иное вещество, я всегда предпочитаю внутривенную инъекцию, т.к. это самый экономный и эффективный способ.

Олег колдует над фуриком, время от времени сдувая с горлышка пузырька белые йодистые пары. Мандраж достигает апогея: кажется, что мандражом заполнены все полости наших тел, им же пропитана вся наша одежда и даже воздух заполнен его испарениями. Разговоров нет уже давно. Люди мнутся с ноги на ногу, смотрят на ход реакции, нервно поводят поршнями в баянах. Зажигалка дрожит в руке А. Время остановилось.

Шумит лифт. Только бы не сюда, только бы не на наш этаж, какого хуя они вообще здесь ездят?!

Лифт останавливается ниже.

Олег берет шприц с водой и гасит. Закрыв фурик пробкой, он взбалтывает его и берет свою инсулинку. Вынимается фильтр из сигареты и кладется в фурик. Олег втыкает жало своей инсулинки в фильтр и выбирает контрольный куб: варщик ставится первым. Вот Олег находит подходящую вену и зовет Игоря, чтобы тот пережал ему руку. Остальные тем временем выбирают свои порции и выбивают из баянов пузырьки воздуха, по-хозяйски осматривают свои вены, планируя место инъекции.

Я беру фурик. Потные кончики пальцев проскальзывают, и он чуть было не вылетает у меня из рук. Этого ещё не хватало! Ничего, наверное, нет в мире хуже, чем уронить фурик. Слышал рассказы о том, что в подобных случаях люди ползают по полу, собирая разлитый раствор в баяны, а потом всё равно вмазываются. И я их вполне понимаю - жизнь она ещё не то заставит.

А. изловчился сам себе пережать ногой руку, втыкает иглу и просит меня подсобить. Я беру контроль, - все в порядке, игла в вене, - и плавно, но довольно быстро задвигаю поршень. Вынимаю иглу, кладу баян на карниз подъездного окна.

Олег уже втерся и теперь лежит на ступеньках, интенсивно дыша и сообщая всем отрывистыми фразами, что "винт охуенный" и "дайте сигарету". Его глаза прикрыты кожаными оболочками век и загорожены от внешнего мира локтевым сгибом правой руки. Ему уже ничего не надо от этого мира.

А. сидит в углу, прислонившись спиной к стене. Он закрыл глаза и приоткрыл рот, - видно, что парень доволен приходом.

К тому времени, как к Олегу вновь возвращается трудоспособность, к нему уже накопилась очередь желающих проставиться его рукой. Дам пропускаем вперёд.

Инну ставить непросто: рабочих вен у ней уже немного, да и те, что есть, - тонкие и запрятаны глубоко. Но всё осуществляется вполне благополучно, и вот уже и Инна жеманно откидывается на спину, отдаваясь во власть сладостной волне прихода. Аня тоже с успехом получает свою инъекцию и располагается поудобней на одной из лестничных ступенек.

Я закатываю рукав. Пальто я давно уже снял, оно висит на ручке окна, как и шмотки остальных концессионеров. Вообще лестничная клетка, оккупированная нами, больше напоминает приют цыганского табора. Чего тут только нет: миска, банка, бутылка, пустой пузырек из-под салюта, пепел от костра, наспех прикрытый ворохом газет, везде валяются газетные комочки и обрывки, пакетики от баянов и куча всякого прочего винтового хлама.