Кубинский рассказ XX века - страница 9

— Куда они летят? — грустно спрашивала меня девочка.

Ее тоже переполняло нежное и скорбное чувство, безотчетная грусть, словно бы в этом мирном прощании природы она видела прообраз нашей будущей неизбежной разлуки. Невинность склоняла голову и целые часы проводила в глубоких раздумьях. Порою ею овладевали странные капризы, порожденные, как нетрудно было догадаться, какой-нибудь навязчивой идеей. Так, к примеру, ей захотелось провести со мной целую ночь в лесу.

— Нам нельзя терять время, — твердила она. — Кто знает, что будет через месяц! Ты подожди меня здесь, я схожу домой, подожду, пока все заснут, потихоньку выйду и разыщу тебя. Увидишь, ночью здесь гораздо красивее, чем днем.

Но я, сам не знаю почему, находясь во власти тревоги и какого-то чувства, похожего на страх, откладывал осуществление ее прихоти.

Последним днем, когда я видел Невинность веселой, брызжущей той заразительной радостью, которой были отмечены первые порывы нашей любви, стало воскресенье в середине ноября. Исполнялось шесть месяцев со дня памятной встречи.

Стояло раннее утро, и только я успел наклониться, чтобы раздвинуть жерди в заборе, преграждающем мне путь, как неожиданно навстречу выбежала Хакоба. Она была не одна и держала за руку прелестную девушку приблизительно одних с нею лет. Обе они, как выяснилось потом, уже больше получаса ждали меня, спрятавшись за изгородью, тянувшейся по обе стороны от моей калитки. Странно, я никогда не ходил этой дорогой и в то утро лишь по чистой случайности свернул на нее.

— Как ты узнала?.. — начал я с таким удивлением в голосе, что они обе разразились громким хохотом.

— Мы угадали! — победоносно закричала Хакоба, даже не дав мне закончить фразу.

Она познакомила меня со своей подругой. Это была ее двоюродная сестра, которая приехала к ним погостить на неделю.

— Правда, ты не ожидал такого сюрприза? Но ведь нельзя же было оставить девочку одну, вот я и взяла ее с собою.

Невинность ласково улыбалась мне, довольная своей новой выдумкой, и уверяла, что мы втроем чудесно проведем время.

Так разителен был контраст этих двух стыдливо, целомудренно и смущенно прижавшихся друг к другу девичьих фигурок, что я невольно остановился и засмотрелся на них. Невинность была блондинкой, ее сестра хорошенькой брюнеткой. Косые лучи солнца падали на две слившиеся головки, белокурые и темные локоны, смешавшись, рассыпались по двум личикам. Казалось, случай, сведший их вместе, решил предложить моему взору все самое прекрасное и грациозное, что только может быть в женщине. Но, несмотря на изящество черт и утонченное благородство другой девушки, Невинность влекла меня больше. Я снова и снова сравнивал ее стройное тело с одной из тех прекрасных антилоп, которыми столько любовался в зоологических музеях; желание, как отрава, разливалось во мне.

— Ты знаешь, какой у нас план? Мы устроим пикник на пляже около маяка… Это Габриэла придумала. Тебе нравится?

Бесцветное, невозмутимо гладкое море отвергало даже саму мысль о величии, но другого у нас не было. Повсюду, куда ни кинь взгляд, простиралась ровная, будто начертанная готовальней геометра, монотонная линия бесплодного берега. Песчаный пляж полого спускался к застывшей воде, постепенно переходя в морское дно. Необъятная серая равнина, похожая на стальную плиту, лежала до самого горизонта: тут и там над водой поднимались мели, а дальше все расплывалось, теряясь в туманной дымке. Взгляд скользил по однообразному, неподвижному простору, как по поверхности зеркала. Ни человека, ни лодки, ни рыбацкой хижины; это море, глубина которого едва достигала двух метров, казалось, не терпело ни малейшего проявления жизни в своем лоне и было так же бесплодно, как и окаймлявшая его земля. Постепенно страх перед этой безбрежной пустыней начинал прокрадываться в сердце. Постоянная слепящая белизна берега ранила глаз, а в застывшем, спящем воздухе бесшумно резвились такие же белые чайки.

Только маяк нарушал однообразие пейзажа, окружавшего дорогу, ведущую к тому месту, куда мы направлялись. Он стоял в миле от берега, и его маленький купол, выкрашенный в голубой цвет, был едва различим на пепельно-сером фоне океана. Там жил одинокий человек, никогда не показывавшийся на глаза. Не знаю, как кто, а я всякий раз, взглянув на это маленькое железное сооружение, заброшенное в море, испытывал глубокую тоску. И однако присутствие строения, воздвигнутого рукой человека, давало душе легкий отдых от унылых впечатлений пустыни. И снова сотни верст молчаливого, негостеприимного пляжа, развернувшегося белой однообразной полосой под палящими лучами солнца, бескрайний, сверкающий простор, без малейшего изгиба, без единой морщины, без какой-либо тени.